Улыбка Джугджура - [11]

В кассе золото взвесили, зафиксировали в учетной тетради, ссыпали его в металлическое полукруглое корытце. Рабочий, сопровождавший Олега в качестве охраны, оставил свой карабин и пошел растапливать железную печь. Золото надо было еще пропарить на огне, отделить от него ртуть. При этой операции оно теряет до трети своего веса, крупное самородное чуть меньше, мелкое – больше.

Через час пропаренное золото остывало на земле в корытце. Что о нем сказать, какой вид имеет? По виду оно мне напоминало безвкусный омлет из яичного порошка – такое же по цвету желтое, не имеющее блеска. Никаких эмоций оно во мне не вызвало, и я даже подосадовал, что в угоду условности, по которой именно на золото пал выбор, как на эквивалент стоимости, люди веками уродовались на каторжных работах при его добыче, лили кровь в войнах, да и сейчас еще вынуждены оставлять в тайге, в самых гиблых местах планеты горы изуродованного железа, ломать по бездорожью технику, нести баснословные расходы, связанные с добычей золота. Ради него люди порой живут в трудных климатических условиях.

Но если взять во внимание, что каждый грамм золота увеличивает мощь нашей Родины, ее авторитет на международной арене, то труд старателя приобретает совсем иную окраску. Он становится подвигом во имя величия Родины, равным ратному на поле боя, и рубли, даже «длинные», надо рассматривать лишь как слабую компенсацию за то, что никакими деньгами оценить невозможно.

Артель вела промывку приборами двух типов – вашгердом и элеваторами. Вашгерд – водяная доска дословно – менее производителен, он способен пропустить около пятисот кубометров породы за сутки, а элеваторы по тысяче. Различие их в том, что на вашгерде порода подается в бункер и тут же размывается струей из монитора. Размытая масса – пульпа через отверстия в перфораторном листе попадает на колоду, а крупные камни на выброс в отвал. На элеваторе пульпа подается на колоду по трубе насосом, сама колода уловистее. Старатели говорят, что вашгерды свое уже отжили, на других участках их можно и не увидеть.

В заключение мне рассказали, что золото, такое похожее на первый взгляд, имеет свою точную «прописку», и опытный специалист может безошибочно определить, из какого оно месторождения. Какое бы оно ни было – косовое, в виде мелких шлихов или пластинчатое, образовавшееся в скальных породах и в дальнейшем размытое, оно имеет определенные примеси в виде серебра и других металлов. Абсолютно чистого в природе его не встречается. Отсюда различный его цвет, разный процент содержания, разная его проба.

* * *

Чирков переговорил со своим начальством, и те ему заявили, что никого послать к нему на помощь не могут, в отделах пусто, все мужчины по командировкам. Договаривайся, мол, на месте с артелью. Должны помочь.

– Надо идти и самим смотреть перевал, – сказал я. – Нет ничего хуже, как докладывать о результатах командировки с чужих слов: тебе сказали, что перевал непроходим, а он окажется хорошим, и наоборот. А посмотришь сам и будешь спокойным. Не зря говорится: свой глаз – алмаз, а чужой – стекло. Да и ходьбы тут немного – дня на три-четыре. Справимся. Вот только оружие попросить не мешало бы. Вдруг медведь…

Кажется, я убедил Чиркова, он согласился с моими доводами: пойдем, посмотрим! Глазомерную съемку сделаем, крутизну склонов замерим, легенду дадим подробную.

Но идти пока некуда, сыплет дождь, а в такую погоду лучше сидеть и не соваться в лес без крайней нужды, если не хочешь нажить себе неприятностей, вроде воспаления легких или какой другой хворобы.

Лишь к вечеру наметился перелом в погоде, над сопками образовалась щель и в нее хлынул свет зоревого неба. Облака расползались, будто простыня, изъеденная кислотой. Лишь острые пики вершин еще были обложены туманом и не хотели открываться взору. Особенно полагаться на погоду не приходилось, потому что рядом находилось море и в любой час все снова могло затянуть туманом, но мы пересмотрели свои вещички: все, без чего могли обойтись в трехдневном походе, отложили.

С утра ничего понять было нельзя – с моря гнало низкий туман, и, что откроется, когда он поднимется, сказать было трудно. Однако мы решили собираться, Разин не отказал нам в продуктах на дорогу. Когда я пришел к повару, он повел меня в склад и начал совать мне консервы, хлеб, сахар в таком количестве, словно мы уходили на полмесяца. Идешь в тайгу на день, запасайся на неделю, – говорил он, однако я надеялся, что в пути нас ничто не задержит и от лишнего отказался.

Оказалось, что у нас нет котелка. Мы взяли двухлитровую консервную банку, которой кто-то черпал из бочки солярку, обожгли ее на костре, а затем оттерли до блеска песком и золой. Приделали к ней проволочную дужку. Котелок получился на славу. Дело оставалось за оружием. У меня был маленький, почти игрушечный топорик, чтоб срубить палку для палатки, а у Чиркова для этой же цели большой нож. Что медведи могут нам встретиться, мы почти не сомневались. На Охотском побережье этот зверь еще водится в достаточном количестве. Утешало лишь то обстоятельство, что в летнее время зверь найдет, чем поживиться, и не станет нападать на безобидных путников. К тому же, как правило, зверь всегда старается уйти от человека по-хорошему. Если б не было исключений, то можно было бы и не беспокоиться.