Улыбка Джоконды: Книга о художниках - [58]

Но Левитан был действительно необыкновенным пейзажистом. Часто пишут и говорят: певец… поэт… И забывают простое слово – гений.

Однако не будем рядиться в искусствоведческие одежды и со скучным видом знатока разбирать живописные и композиционные средства художника, говорить о том, где он – яркий передвижник, а где в его полотнах ощущаются мотивы модерна. Все это интересно только специалистам. А простому читателю, с обычным «верхним образованием», интересно другое: как жилось Левитану, каким он был человеком, кого любил, как любили его.

Вот об этом, в силу оставшихся документов и мемуарных свидетельств, и поговорим.

Итак…

Левитан-человек

Трудное, нищенское детство, еврейское изгойство, нелады со здоровьем («мерехлюндия» как отзвук физического неблагополучия организма) – все это не могло не отразиться на характере Левитана, на его привычках. В отличие от своего учителя Алексея Саврасова, да и многих других служителей искусства (Аполлона Григорьева, к примеру), которые искали утешения от невзгод жизни в алкоголе (истинно российское утешение), Левитана врачевала природа. Он до самозабвения упивался лесами, холмами, пригорками, речками и озерами, всем этим разноцветьем и разнотравьем, российским ландшафтом. Видел и слышал, как токует вальдшнеп, «как маленький Гамлет, рыдает кузнечик». Мог часами лежать на спине где- нибудь в роще, насвистывая при этом песенку, или бродить по лесу с верной собакой Вестой, или сидеть неподвижно с удочкой, наблюдая за водной рябью, «в венце кувшинок, в уборе осок».

И часто, как вспоминает Мария Чехова, «Левитан клал свою удочку и начинал декламировать что-нибудь из Тютчева, Апухтина, Никитина или Алексея Толстого. Это были его любимые поэты, и он знал наизусть множество красивых стихов…».

И далее: «Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность».

Левитан мог повторить следом за своим любимым художником Камилем Коро: «Всю свою жизнь я был влюблен в красавицу природу».

Природа чаровала Левитана. Природа успокаивала Левитана. Раскрывала перед ним свою красоту. И художник свое видение и понимание природы со всеми ее тончайшими оттенками переносил на картины.

Да, Левитана справедливо называли мастером «пейзажа настроения». Но он отражал не только настроение, он отражал душу природы, ее суть, ее вечную и нетленную красоту, вот почему пейзажи его говорящие. Посмотрите на них внимательно – и вы многое не только почувствуете, но и узнаете.

Я лег на поляне, украшенной дубом,

Я весь растворился в пыланье огня.

Подобно бесчисленным арфам и трубам,

Кусты расступились и скрыли меня.

Я сделался нервной системой растений,

Я стал размышлением каменных скал,

И опыт осенних моих наблюдений

Отдать человечеству вновь пожелай…

Это строки из стихотворения Николая Заболоцкого «Гомборский лес», поэта, кстати, очень схожего по отношению к природе, по благоговению перед ней с Левитаном. И еще одна цитата из Заболоцкого:

В этот миг перед ним открывалось

То, что было незримо доселе,

И душа его в мир поднималась,

Как дитя из своей колыбели…

Но есть и существенное различие между Заболоцким и Левитаном. Поэт декларировал: «Я не ищу гармонии в природе». И утверждал, что в ней нет «разумной соразмерности начал». Левитан, если исходить из его картин, как раз верил в эту «соразмерность начал» и отразил ее своими мерцающими красками на холстах.

Человеческий мир для Левитана дисгармоничен. А мир природы, напротив, исполнен гармонией. В одном из писем Сергею Дягилеву он писал: «Лежу целые дни в лесу и читаю Шопенгауэра. Вы удивлены. Думаете, что и пейзажи мои отныне, так сказать, будут пронизаны пессимизмом? Не бойтесь, я слишком люблю природу».

Левитан и Россия

В признании художника необходимо уточнить: он говорит о природе России. И даже не всей России, а именно ее центральной полосы, что раскинулась вокруг Москвы, ибо даже Волга – это уже не совсем левитановские места. Чтобы понять такое узкое географическое пристрастие художника, нелишне будет процитировать стихотворение Константина Бальмонта «Безглагольность»:

Есть в русской природе усталая нежность,

Безмолвная боль затаенной печали,

Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,

Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора, –

Над зябкой рекою дымится прохлада,

Чернеет громада застывшего бора,

И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.

Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

Луга убегают далеко-далеко.

Во всем утомленье, глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,

В прохладную глушь деревенского сада, –

Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,

И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,

И сделали ей незаслуженно больно.

И сердце простило, но сердце застыло,

И плачет, и плачет, и плачет невольно.

«Усталая нежность» и «безмолвная боль затаенной печали» – ключи к пониманию левитановского пейзажа. Все это художник находил в средней полосе России, опять же на фоне прошлого и настоящего русского народа.

«Разочаровался я чрезвычайно, – пишет Левитан Чехову весной 1887 года. – Ждал я Волги, как источника сильных художественных впечатлений, а взамен этого она показалась мне настолько тоскливой и мертвой, что у меня заныло сердце и явилась мысль, не уехать ли обратно?..»