Улыбка Джоконды: Книга о художниках - [40]

Так рассказывал о Сальвадоре Дали его давний знакомый, коллекционер и издатель Пьер Аржилле.

После смерти художника группа журналистов из западногерманского журнала «Штерн» посетила Порт- Льигату, дом, похожий на несколько вложенных друг в друга коробок, где жил Сальвадор Дали со своей музой Галой.

«Собственно говоря, с 1950 и до 1982 года они проводили в этих стенах каждое лето», – рассказывала репортерам донья Пакита, прислуга, домоправительница, а потом хранительница опустевшей обители знаменитого человека. Ее муж Артуро, по профессии парикмахер, был у Дали дворецким, телохранителем и шофером одновременно, а последнее время и пробовал подаваемую еду, потому что Дали панически боялся отравиться.

Дом в Порт-Льигате пустует с 1982 года, с тех пор как здесь умерла Гала. С того самого дня Дали не переступал порога этой своей обители, столь близкой его сердцу. Многое в доме растащено на сувениры. Секретари, советники, закадычные друзья сменяли здесь друг друга как в калейдоскопе. «Это была куча шакалов», – заявил американский миллионер и ценитель художника Райнолдс Морс. Время роковым образом сказалось и на любимых вещах Сальвадора Дали. В саду разваливается на куски гипсовый верблюд, у ног которого тот рядился в восточные одежды для своих «арабских ночей». Наполовину сгнил деревянный шезлонг, воспроизводящий формы человеческой фигуры и сделанный по эскизам Дали. Световые рекламы фирмы «Пирелли», придуманные Дали, больше не горят. Сад медленно, но верно дичает.

Сальвадор Дали, который так охотно распространялся о своей особе, никогда не говорил с Пакитой и ее мужем о своем «параноидально-критическом» искусстве. Он просто был для них хозяином – сумасшедшим, непонятным, не любящим мыться и обожавшим свои чудные усы. А еще был трудягой, работал с утра до ночи – собственно говоря, работал всегда. За это Пакита его уважала. Да и вся вилла – его рук дело, включая чучело огромного медведя, в одной лапе державшего фонарь, а в другой – знаменитую каталонскую шляпу, в которой так любил фотографироваться Дали.

Летняя резиденция Сальвадора Дали и Галы представляет собою причудливый домашний «пейзаж». Еще в 1935 году без помощи архитектора, наняв местного каменщика, экстравагантная пара перестроила под жилье большое помещение, где хранились лодки. Оно принадлежало двум братьям-шизофреникам, и молодой тогда Дали немного им сочувствовал.

Единственным «художественным» украшением нового жилища послужил молочный зуб Сальвадора, который выпал у него необычайно поздно (тоже признак гениальности?). Укрепленный на нитке, зуб свисал с потолка. Кроме этого, в доме не должно было быть ничего – ничего, кроме гения Дали и эротичности Галы. С годами, правда, в доме появились и другие материальные субстанции. В спальне – ковер с изображением улыбающегося папы Иоанна XXIII. В углу стоит японский лакированный комод. У входа в ателье художника возвышается футляр, в котором находятся два искусственных пениса внушительных размеров. Все это и многое другое создает особую ауру обители мэтра сюрреализма.

Испанский журналист Антонио Д. Олано выпустил книгу «Странные привязанности гения», в которой отмечает, что Сальвадор Дали тщательно скрывал свое истинное лицо от людей, оберегая собственный внутренний мир, мир человека по имени Сальвадор Дали, придуманный им же самим еще в ранние годы. Однако известно, что Дали обожал испанского короля и королеву. Неоднозначно относился к Гитлеру и Франко. До знакомства с Франко считал его солдафоном, но, познакомившись, изменил свое мнение и часами беседовал с Франко о Веласкесе. Особые отношения у Дали были с Гарсией Лоркой, ну и, конечно, с Галой.

У Антонио Д. Олано спросили:

– Почему Дали никогда не хотел иметь детей?

– Он боялся, что может родиться умственно неполноценный ребенок, – последовал ответ.

У Сальвадора Дали была многолетняя дружба с итальянской семьей Джузеппе и Марой Альбаретто, их дочь Кристина стала крестницей Дали. Вспоминает Кристина Альбаретто:

«Ребенком я очень любила смотреть, как работал мой крестный отец, великий Сальвадор Дали. Вдохновение являлось к нему внезапно. Помню его горящий, почти магнетический взгляд, его загнутые кверху усики, его эксцентрическую манеру одеваться. Сидя в мастерской, я тоже пыталась что-то рисовать. Но чаще всего мыла его кисти – очень хотелось быть ему полезной. И в то же время требовала, чтобы мне за это платили. Он не отказывался и все норовил расплатиться со мной каким-нибудь рисунком, но я хотела только песеты. А еще он дарил мне подарки – помню, однажды преподнес детеныша оцелота, я назвала его Бабу, он жил у нас очень долго, и сегодня по дому родителей бродят его потомки – три огромные пятнистые кошки. Они тоже напоминают нам о Сальвадоре Дали, гении, который был нашим большим другом…

Ему нравилось играть со мной, – продолжала свой рассказ Кристина. – Может быть, он любил меня, как любил бы собственную дочь, если бы она у него была. Мы вдвоем ходили купаться в заливчик недалеко от его дома, и Дали вместе со мной карабкался на надувной матрасик. Если мне покупали новую игрушку, я старалась спрятать ее подальше – мой крестный отец очень любил игрушки и часто крал их у меня. Он был такой, Дали, – очень похожий на капризного ребенка. Уже тогда весь мир воспринимал его как гения, экстравагантного клоуна, а для меня многие годы он был незаменимым товарищем по играм».