Улыбка 45-го калибра - [3]

– Ладно, уговорил.

– Клево, – заорал Колесов, – в шесть тридцать явлюсь в Ложкино!

– Зачем? Сама приеду.

– Ну нет, дама должна приехать с кавалером, – уперся Жорка.

По-моему, все эти условности этикета – не более чем китайские церемонии. Жуткая глупость, придуманная людьми, которым некуда девать свободное время. Ну скажите на милость, не все ли равно, какой вилкой есть рыбу? И так ли уж важно, какого цвета ботинки на мужчине, если часы показывают девять вечера? Но не надо хихикать, не все так просто, как вам кажется. Если стрелки подобрались к восемнадцати часам, лица мужского пола не должны надевать ничего коричневого. Только не спрашивайте, почему. Не должны, и все тут. Кстати, если прием проводится с рассадкой за столом, вы не можете плюхнуться на любое место, а обязаны занять то, которое предназначено именно вам.

И не дай бог сесть не на свое место. Вас мигом переместят. Помните знаменитую фразу Ельцина:

– Не там сели, пересядьте!

Для кого-то имеет принципиальное значение, в каком порядке устроились за столом служащие. Вот и Жорка не мог допустить, чтобы я явилась на прием одна в своем «Пежо». Хотел, чтобы приехала вместе с ним.

Около шести часов я, одетая для приема, с вечерним макияжем на лице, вышла в гостиную и увидела Машу.

– Ты дома? В академии отменили занятия?

– За Черри приехала, – вздохнула девочка, – хочу ее профессору показать.

– Что случилось? – испугалась я.

В нашем доме пять собак, и пуделиха Черри из них самая пожилая: ей стукнуло уже девять лет.

Маня тяжело вздохнула:

– Тебе ничего не показалось странным в ее поведении?

– Ну… есть стала очень много, сильно растолстела, вон какое брюшко отвисло, просто сарделька ходячая, а не собака.

– Я пальпировала ее живот, – завела Маруська.

– Что ты сделала? – не поняла я.

– Ну пощупала ей пузо, по-моему, там опухоль.

Мое хорошее настроение мигом улетучилось. Опухоль… Бедняга Черри, собаки, как и люди, могут получить онкологическое заболевание. Девять лет – преклонный возраст для пуделя… Мы, конечно, сделаем для Черри все, но скорей всего конец ее близок. Слезы подступили к глазам. Заводя собаку, понимаешь, естественно, что переживешь ее, но, когда верный друг покидает тебя, это очень тяжело.

Машка нацепила на ошейник Черри поводок, села в машину к Ольге, и они уехали. Я вышла во двор, и тут же появился Жорка на не слишком шикарном, но довольно новом «Мерседесе». Он окинул меня оценивающим взглядом и сообщил:

– Блеску мало, нацепи еще колечек, браслетиков и цепочек.

Я села на переднее сиденье и ответила:

– Жорик, там, куда мы едем, наверное, не принято навешивать на себя килограммы золота. Поверь, эти серьги и перстень стоят очень дорого, но они не вульгарны и не бросаются в глаза. Тот, кто понимает в драгоценностях, сразу сообразит, что к чему.

Глава 2

Юрий Анатольевич Рыков обитал в огромной отлично отремонтированной семикомнатной квартире. Темная старинная мебель в гостиной выглядела великолепно: никаких царапин, пятен или сколов. По стенам тут и там висели картины в тяжелых рамах. На потемневших холстах мужские и женские портреты. Стол переливался хрусталем. Сам хозяин выглядел сногсшибательно – черный смокинг, красная бабочка и такого же цвета пояс. Ярковатое сочетание, но Юрий Анатольевич, щупленький мужчинка чуть выше меня ростом, одевался так, наверное, чтобы казаться повыше. Этой же цели служили и лаковые ботинки на высокой платформе. В домашних тапочках профессор был росточком с нашего мопса Хуча. Зато жена его оказалась роскошной молодой дамой лет двадцати пяти, не больше. Ярко-зеленое платье туго облегало ее аппетитную фигуру. К такому наряду полагаются туфли на шпильках, но на ногах госпожи Рыковой красовались элегантные кожаные лодочки без всякого намека на каблуки. В них она была почти одного роста с супругом, разве что сантиметров на пять-семь повыше, не больше. И бриллианты у нее в ушах и на пальцах были много крупнее моих. Оглядев присутствовавших в гостиной дам, я поняла, что, собираясь на прием, фатально просчиталась: мне следовало бы нацепить на себя все драгоценности, хранящиеся в домашнем сейфе. Дамы сверкали и переливались. На хозяйке рядом с бриллиантами красовались изумруды. В ушах – размером с куриное яйцо, на пальцах – чуть поменьше, скажем, с яйцо перепелки, а на шее, если продолжить этот ряд сравнений, болталась цепь, на которой покачивалось нечто похожее на яйца, из которых вылупляются страусята. И уж поверьте мне, это были отличные камни, чистой воды, в вычурных дорогих оправах.

Одна из дам пламенела рубинами. Тетки, должно быть, договорились предварительно между собой, чтобы не оказаться в одном цвете, а может быть, так получилось случайно, однако женщину, которую представили мне как Розу Андреевну, украшал такой же набор, как и у хозяйки – серьги, ожерелье, кольцо, – но с камнями темно-красного цвета.

Вечер протекал вяло. Хозяйка дома, ее звали Сабина, совершенно не занималась гостями. Она оживленно разговаривала с мужчиной, отзывавшимся на имя Яков. Два мужика – Владимир Сергеевич и Леонид Георгиевич – без конца рассказывали Юрию Анатольевичу о каких-то делах, понятных только им. Никто не собирался вовлекать Жору и меня в беседу. Было вообще непонятно, зачем Колосова сюда позвали. Я еле-еле дождалась возможности встать из-за стола. Моей соседкой справа оказалась Роза Андреевна, от которой удушающе несло духами «Шанель». Легендарная Коко понимала толк в парфюмерии, я люблю созданные ею ароматы, но все хорошо в меру. Если опрокинуть на себя целый флакон, а милая Розочка, похоже, не пожалела и двух, то окружающие ощущают себя словно в газовой камере. Старая истина, которую любят повторять врачи: в ложке – лекарство, а в чашке – яд, может быть перефразирована: в капле – аромат, во флаконе – удушье. Да еще все окна были плотно закупорены, и я почувствовала приближение мигрени.