Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности - [101]
Одно из таких произведений — яркая сатирическая киноповесть старейшего советского прозаика Леонида Леонова, навеянная, конечно, истерией "холодной войны" (и особенно ее частным следствием, которое можно было бы назвать "комплексом убежища"). Называлась повесть "Бегство мистера Мак-Кинли" (1961).
ЛЕОНИД МАКСИМОВИЧ ЛЕОНОВ
Род. в 1899 г.
Крупнейший советский прозаик, академик АН СССР. Участник гражданской войны. Работал слесарем, журналистом. В литературе дебютировал в 20-е годы. Автор романов "Барсуки" (1924), "Русский лес" (1953) и др. В разные годы обращался к философско-утопической фантастике (главы из романа "Дорога на океан", незаконченный роман "Мироздание по Дымкову"). Ленинская премия (1957), Государственная премия СССР (1943, 1977).
Конечно, когда сегодня перечитываешь притчу о "маленьком человеке" атомной эры, попытавшемся проспать атомную катастрофу в комфортабельном подземном убежище, то ясно видишь, как эта повесть устарела. Отдельные детали, сюжетные ходы и образы героев — на всем ощутим налет "холодной войны", которая, повторяю, и нашу литературу изрядно приморозила. (Режиссер Михаил Швейцер, осуществивший экранизацию в 1976 году, попытался эти моменты сгладить, однако и с тех пор прошло более десяти лет — и каких!)
Но что безусловно остается современным, так это тревога писателя за мир, в значительной степени населенный подобными потенциальными беглецами. Они есть и в Америке, есть и в других частях света, и их безразличие и стремление пересидеть катаклизм в "хате, которая с краю" может этот катаклизм приблизить. А кроме того, сам факт мужественного осознания в 1960 году истины, доступной сегодня всем: атомную войну не пережить никому, говорит о многом.
Одним из первых в советской литературе Леонид Леонов призвал писателей сказать всю правду о будущем, какой бы горькой она ни предстала. Напомню его слова: "Литературу следовало бы нагрузить гораздо большей работой в смысле всесторонней (курсив мой. — Вл. Г.) разведки будущего… Нет ничего грознее, как не предусмотреть те роковые, вроде волчьих ям, овраги впереди, которые по забывчивости иных плановиков нередко на бумаге не значатся">[40].
Это сегодня подобной смелостью вряд ли кого удивишь. Леонид Леонов произнес эти слова в самом конце "застойных 70-х"…
Трусливому мистеру Мак-Кинли, оказывается, лишь приснились ядерный гриб и выжженная, потрескавшаяся пустыня, населенная крысами и быстро одичавшими нашими потомками. Для жителей вымышленной "кибернетической антиутопии", которую нарисовал Илья Варшавский в цикле рассказов "Солнце заходит в Донамаге" (1966), ядерная война, увы, реальность. Атомное пламя поставило закономерную точку на мире разленившихся людей-"винтиков", переложивших все свои заботы, истинно человеческое бремя ответственности на машины. Рассказы цикла невелики по объему, это, по сути, миниатюры, но и они остались в памяти читателей (не то что иные толстенные романы).
Можно вспомнить и другие памятные примеры. В фантастико-исторической повести Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова "Очень далекий Тартесс" (1968) атомная война погубила легендарную Атлантиду. А в повести Светланы Ягуповой "Софоровой ночью" (1981) — цивилизацию нашу, сегодняшнюю.
Ядерная война в повести — вымышленная, она описана в какой-то странной затрепанной книжке, которую читает героиня:
"На какой я планете? Как долго еще будут хлестать меня эти горячие струи? Впрочем, они как будто становятся теплыми и даже прохладными, а небо светлеет и переливается уже холодноватыми оттенками голубого и зеленого, вытесняя красный цвет.
…Лежать не двигаясь, почти раствориться в земляной кашице, не пускать в голову ни одной мысли… Но воспаленный мозг невозможно убаюкать. Из темного горячечного хаоса, полубреда-полуяви рождается четкая, сверлящая душу догадка: что-то случилось с небом и землей. Все было иначе, а потом что-то перевернулось. Но как было? Как? Как было?">[41]
Ядерная война в повести — вымышленная; но совсем не беспочвенны страхи, что она может воплотиться в явь. Как думается, не случайно обратился армянский прозаик Перч Зейтунцян к образу, реально существовавшему — американскому майору Клоду Изерли, не выдержавшему груза ответственности за совершенное им в Хиросиме (имя его, если помнит читатель, нам уже встречалось). Философская притча Зейтунцяна "Легенда XX века" (1969) — это рассказ не столько об атомной трагедии, которая случилась сорок с лишним лет назад, сколько предупреждение о возможной трагедии будущего. После нее никого не останется — и "прозревших", таких, как Изерли.
Как видим, есть советская фантастика о ядерной войне.
И произведения, в которых изображается постатомный мир, тоже немногочисленны, но все на виду. Патрик Мак-Гуайр ссылается на повесть Кира Булычева "Последняя война" (1972), где земляне помогают восстанавливать жизнь после атомной катастрофы на другой планете — если не на Земле, то это, мол, "дозволено цензурой". Однако из его поля зрения выпали другие книги, в том числе и четвертьвековой давности.
В 1965 году Ариадна Громова выпустила повесть "В круге света", герои которой ожидают в убежище, когда на поверхности спадет
