Уловка-22 - [7]

Еще более безнадежным делом было жаловаться непосредственно майору Майору, долговязому и костлявому командиру эскадрильи, чем-то смахивающему на Генри Фонда в минуты печали. Всякий раз, завидев, как Йоссариан, отпихнув сержанта Таусера, прорывается к нему в штаб, командир выпрыгивал из окна кабинета.

Жить с покойником в одной палатке было не так-то просто. Он мешал даже Орру, жизнь с которым, кстати, тоже была не сахар. В тот день когда Йоссариан вернулся из госпиталя, Орр паял трубку, по которой топливо поступало в печку, установленную Орром, пока Йоссариан лежал в госпитале.

— Ты что это делаешь? — настороженно спросил Йоссариан, входя в палатку, хотя сразу же сам все понял.

— Малость протекает, — ответил Орр. — Хочу заделать.

— Будь добр, прекрати, — сказал Йоссариан. — Это действует мне на нервы.

— Когда я был мальчишкой, — ответил Орр, — я, бывало, заложу за щеки лесные яблочки, по дичку за щеку, и хожу так целый день.

Йоссариан, начавший было вынимать из рюкзака туалетные принадлежности, отложил его в сторону, скрестил руки и с подозрением уставился на Орра. Так прошла минута. Наконец Йоссариан не выдержал и спросил:

— А зачем?

Орр торжествующе хихикнул:

— А потому что лесные яблоки лучше, чем лошадиные каштаны. — Он продолжал работать, стоя на коленях. — Ну а ежели дичков под рукой не окажется, тогда, бывало, берешь каштаны. Каштаны — они размером почти с лесные яблоки и формой на них похожи, хотя форма большой роли не играет.

— Я тебя спрашиваю, зачем ты разгуливал с дичками за щекой? — снова спросил Йоссариан.

— Потому что у них форма лучше, чем у каштанов, — ответил Орр, — я же тебе только что объяснил!

— Почему, — незлобиво набросился на него Йоссариан, — почему ты, бездомный сукин сын, зловредная тварь, помешанная на технике, шлялся, запихнув неизвестно что себе за щеку?

— С чего это ты взял, что я запихивал неизвестно что? Я ходил с дичками за щекой. А когда не мог раздобыть дичков, разгуливал с каштанами за щекой. По одному за каждой щекой.

— Зачем?

— Мне хотелось, чтобы щеки были, как яблоки.

— Щеки, как яблоки? — изумился Йоссариан.

— Да, мне хотелось, чтобы щеки у меня были, как яблоки. Я старался изо всех сил. Клянусь богом, я здорово работал и своего добился. А удалось мне это сделать потому, что я носил за каждой щекой весь день по лесному яблочку. — Он опять хихикнул. — По дичку за щекой.

— Зачем тебе понадобились щеки, как яблоки?

— Мне не нужны были щеки, как яблоки, — сказал Орр. — Я просто хотел, чтобы у меня были большие щеки. Меня не столько интересовал их цвет, сколько размер. Я работал над своими щеками в точности, как эти чокнутые ребята, о которых пишут, что они постоянно сжимают резиновые мячики, чтобы руки стали сильнее. Фактически я тоже был чокнутым. Я тоже обычно ходил весь день с резиновыми мячиками в руках.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты ходил весь день с резиновыми мячиками в руках?

— Потому что резиновые мячики… — начал Орр.

— Лучше, чем лесные яблоки?

Орр хмыкнул и покачал головой:

— Я ходил с мячиками, чтобы сохранить свое доброе имя, в случае если бы меня увидели с лесными яблоками за щекой. А когда в руках мячик, можно сказать, что никаких дичков за щекой нет. И если меня кто-нибудь спрашивал, зачем я ношу за щекой лесные яблоки, я разжимал руки и показывал, что хожу с мячиками, а вовсе не с яблоками, и в руках, а не за щекой. Интересно получалось. Но я так до сих пор и не знаю, удалось мне кого-нибудь провести или нет. Трудновато заставить людей понять тебя, когда ты разговариваешь, держа за щеками пару лесных яблок.

Йоссариан подумал, что Орра и сейчас трудновато понять, — может быть, он, говоря с ним, подпирает кончиком языка одну из своих яблочных щек?

Йоссариан решил не издавать больше ни звука. Все равно ничего не добьешься. Он знал Орра и понимал, что никакими силами ада не удастся выжать из него, зачем ему понадобились большие щеки. Проку будет не больше, чем спрашивать, почему та девка лупила его туфлей по голове.

Дело было в Риме, утром, в переполненном холле публичного дома, напротив открытых дверей комнаты, где жила младшая сестренка шлюхи, с которой путался Нейтли. Они тогда подняли такой шум и гам, что все обитатели дома сбежались в холл посмотреть, в чем дело. Девка вопила, а Орр хихикал. Каждый раз, когда каблук опускался ему на макушку, Орр хихикал еще громче, отчего девка разъярялась еще пуще и еще выше подпрыгивала, чтобы покрепче ударить его по башке. Но вот она, взвизгнув, всадила ему каблук в висок с такой силой, что он перестал хихикать. Его доставили на носилках в госпиталь с дырой в голове, не столь уж, впрочем, глубокой, и с легким сотрясением мозга, так что он не воевал всего только двенадцать дней.

В тот раз никто не мог понять, что случилось. Когда после этого девка встречала Орра, она с презрением поносила его разными нехорошими словами, а когда он, боязливо хихикая, прятался за спину Йоссарнана, она закатывалась хриплым смехом. Что он там ей сделал, или пытался сделать, или, наоборот, не смог сделать за закрытыми дверями комнаты, по-прежнему оставалось тайной. Девка не говорила об этом ни нейтлевой подружке, ни другим проституткам, ни самому Нейтли, ни Йоссариану. Орр мог бы пролить свет на это дело, но Йоссариан решил больше ни о чем не спрашивать.