Улица вдоль океана - [42]

Учитывая, что покойник приезжий, а не местный, ей пошли навстречу и выделили похоронный автобус на этот же день, только позже обычного времени — на шесть вечера.

— Главное, могилу успеть вырыть, — говорил ей упитанный мужчина с лицом, блестевшим, как начищенный самовар, принимая от нее девяносто пять рублей за услуги — Я вам, кроме разрешения на место, записочку напишу. Подадите директору кладбища, он устроит…

В коридоре Анну Тимофеевну перехватил щуплый парень в надвинутой на мышиные глазки кепочке и шепотом сказал; что за пять рублей в момент домчит ее до кладбища. Парень осторожно взял ее под локоть и повел за угол, к стоявшему у дерева старенькому серому «Москвичу». Этот же серый «Москвич» с вмятиной на крыле оказался у чугунной ограды и в тот момент, когда Анна Тимофеевна вышла из кладбищенских ворот, расплатившись за место для могилы и отдав еще пятнадцать рублей каким-то хмурым личностям в телогрейках и с лопатами. Парень в кепочке снова взял Анну Тимофеевну под локоть и сказал, что теперь уже за трешку готов везти ее куда угодно.

Автобус пришел к моргу с опозданием на час, в нем приехали и музыканты с трубами. Гроб с телом Авдея Самсоновича поставили на скамейку возле морга, под цветущей акацией. Авдей Самсонович лежал в костюме цвета маренго, в новой нейлоновой рубашке и модельных, купленных вчера туфлях. Скрещенные на груди руки его были восковыми, а лицо буро-фиолетовым. Анна Тимофеёвна смотрела на это лицо в немом; страхе. Оркестр по распоряжению Дуняши негромко, «чтоб не вытягивать нервы из корпусных больных», сыграл похоронный марш. Гроб закрыли крышкой, забили гвоздями и втолкнули через задний люк в автобус.

Уже вечерело, когда хмурые личности в телогрейках опускали гроб в могилу. На кладбище чирикали птицы, жалостно играл оркестр. Анну Тимофеевну никто не утешал, не подносил ей нашатырного спирту и не предлагал успокоительных таблеток. Она не плакала, не вздыхала и вообще никак не выказывала своего горя. С окаменелым, тупым спокойствием — смотрела она, что делают вокруг нее незнакомые люди. Люди эти засыпали землей гроб, положили на могилу громыхающие жестяные венки, утрамбовали столбик. Появившиеся невесть откуда старушки в темных платочках, с высохшими лицами просили у Анны Тимофеевны денег «за упокой раба божьего», Она, раскрыв сумочку, раздала им рубли и трешки. Личности в телогрейках тоже попросили «на помин души», и она дала им еще десять рублей. Потом дала десять рублей музыкантам.

— Ну, хватит раздавать, — грубовато сказал парень в кепочке, каким-то чудом снова оказавшийся возле нее, и закрыл ее сумочку.

Парень этот вывел Анну Тимофеевну за ворота и усадил в «Москвич». Он довез ее до гостиницы и не спросил больше денег. Сама же она заплатить не догадалась.

Когда Анна Тимофеевна брала у дежурной по этажу ключ от номера, из кресла возле столика поднялся молодой мужчина в светлом пиджаке.

— Здравствуйте, — учтиво сказал он, и взгляд его неподвижных, неправдоподобно светлых, почти молочных глаз, приклеился к лицу Анны Тимофеевны, — Я следователь, мне надо с вами поговорить.

Он взял у нее ключ, открыл номер, включил свет. Анна Тимофеевна, пошатываясь, подошла к столу, на котором лежали неразвернутые вчерашние покупки, бессильно опустилась на стул. Следователь сел напротив, переложил на край стола лежавший перед ним какой-то сверток, слегка прищурился и, глядя прямо на Анну Тимофеевну неподвижными, молочными глазами, ровным голосом сказал:

— Я должен задать вам несколько вопросов. Первый, вы отрекомендовались работникам гостиницы женой Булакова. Как это понимать?

— Как это понимать?.. — Анна. Тимофеевна услышала лишь последние слова следователя и повторила их.

— Вот именно, — сказал он все тем же ровным голосом. — В документах, которые остались после смерти Булакова, значится, что он холост и не имеет детей. Вы же называете себя женой.

— Я?.. Я жена, но мы не расписаны… Мы хотели, мы думали приехать в Тополиное… — Анна Тимофеевна не досказала. Она умолкла и смотрела на следователя деревянным, ничего не смыслящим взглядом.

Вдруг она поднялась, подошла к тумбочке, налила из графина полный стакан воды, жадно выпила, опять налила и снова выпила. Потом села на прежнее место, посмотрела на следователя и виновато улыбнулась:

— Вы что-то спрашивали?..

— Понятно, — ответил следователь, но не ей, а каким-то, должно быть, своим мыслям. Потом сказал: — Назовите мне родственников Булакова и адреса, — он достал блокнот.

— У него нет родственников, — тихо ответила Анна Тимофеевна.

— Совсем нет родственников?

— У Авдея Самсоновича все погибли в воину, — сказала Анна Тимофеевна.

Следователь бросил на нее короткий, недоверчивый взгляд. Поднялся и раз-другой прошелся по комнате.

— К сожалению, по закону вы не можете претендовать на его деньги, — жестко сказал он, — И если вам известно местожительство родственников, а я думаю, вам известно, этого не стоит скрывать.

— Что вы, я не собираюсь… У меня свои деньги, — Анна Тимофеевна судорожным движением взяла, со стола сумочку и раскрыла ее.

Следователь усмехнулся:

— Надеюсь, вы знаете, какая сумма осталась на сберкнижке Булакова? Не считая тысячи рублей в аккредитиве..