Улица Теней, 77 - [17]

Возможно, трезвый человек сумел бы за шесть секунд выйти из лифта, быстрым шагом дойти по коридорам до квартиры «3-Г», отпереть замок, войти и закрыть дверь за собой. Но, учитывая принятое на грудь, Эрл Блэндон мог только величественно выступать, напоминая невесту, идущую под торжественную музыку к алтарю. И, конечно же, как минимум шесть секунд ушло бы у него только на то, чтобы достать ключ из кармана и вставить его — наверняка не с первой попытки — в замочную скважину.

— Прежде чем уйти, я собираюсь заглянуть к одному из жильцов третьего этажа. — Логан поднялся.

— Вы про сенатора? — Клик указал на экран, на котором босс просматривал видеозаписи. Не получив ответа, добавил: — Думаете, он мертв?

— Нет, я не думаю, что он мертв.

— Тогда думаете, что он кого-то убил?

Логан Спэнглер повернулся к нему:

— Вернон, у тебя проблемы?

— У меня? Нет у меня никаких проблем.

— Какая-то точно есть.

— Моя единственная проблема — двадцать три пропавшие секунды видеозаписи.

— Это не твоя проблема, — покачал головой Логан. — Это моя проблема.

— Тогда не заставляйте меня об этом тревожиться.

— Не о чем тут тревожиться.

— Возможно, кто-то убил или кого-то убили.

— Работай спокойно. Выполняй все инструкции. И держи воображение в узде, — посоветовал Логан и оставил Клика одного.

Как только Логан захлопнул за собой дверь, под ногами раздался гул и «Пендлтон» затрясло. Такое уже случалось. На восточном склоне Холма Теней закладывали фундамент высотного дома, и причину колебаний почвы следовало искать именно в этом. Логан решил, что наведет справки в городском департаменте строительства после того, как встретится с сенатором.

Глава 11 Квартира «3-Е»

Микки Дайм оставил мертвого Джерри на кресле в кабинете.

На кухне вымыл руки. Ему нравилась очень горячая вода, от которой щипало кожу. Жидкое мыло напоминало пену для бритья. Оно пахло персиками. Персики он ставил выше любых других фруктов.

За окном небо полыхало и полыхало молниями. Микки пожалел, что он не на улице. Это так приятно — ощутить, как трепещет воздух, вдохнуть резкий запах озона, который оставляли после себя молнии. Загрохотал гром. Он почувствовал, как завибрировали кости.

Микки налил себе стакан шоколадного молока, положил на тарелку лимонный кекс. Стакан от «Баккара», тарелка от «Лиможа», вилка от «Тиффани». Красивые вещи, и выглядят хорошо, и в руки взять приятно. Кекс сверху был покрыт толстым слоем глазури. Микки сел за столик у окна, выходящего во двор. Ел медленно, смакуя каждый кусочек.

Большое количество сахара действовало на многих людей возбуждающе, а Микки успокаивало. С самого детства мать говорила, что он не такой, как другие люди. И она не просто хвалилась. Микки действительно во многом отличался от других людей. К примеру, его обмен веществ напоминал высокоэффективную машину, вроде «Феррари». Он мог есть что угодно и сколько угодно, не прибавляя в весе ни унции.

После кекса он съел три печенья «Орео». Разделял их и сначала слизывал начинку. Так есть «Орео» научила его мать. Мать его многому научила. Он считал, что обязан ей всем.

Микки прожил на свете тридцать пять лет. Его мать шесть месяцев назад умерла. Ему по-прежнему недоставало ее.

Даже теперь он мог вспомнить холод и мягкость щеки, когда он наклонился над гробом, чтобы поцеловать ее. Он поцеловал ее и в оба века, ожидая, что они задрожат и откроются. Но глаза так и остались закрытыми.

Микки закончил перекус. Сполоснул тарелку, стакан, вилку. Оставил на сушке, чтобы их помыла домработница, приходившая дважды в неделю.

Какое-то время постоял у раковины, наблюдая за каплями, сползающими по оконному стеклу. Он такой приятный — звук барабанящего дождя.

Ему очень нравилось гулять под теплым летним дождем, под холодным осенним. Ему принадлежал загородный коттедж с участком земли площадью в двенадцать акров. И если выпадала возможность, он сидел во дворе под дождем голым. Казалось, дождь вылизывает его тысячью языков.

Микки вернулся в кабинет, где в кресле лежал мертвый Джерри. Убитый с близкого расстояния из пистолета тридцать второго калибра с глушителем. Пуля пробила сердце. Под входной раной на белой рубашке появилось кровавое пятно в форме капли. Микки оценил этот штрих.

Костюм Джерри шил у отличного портного. Стрелки на брюках напоминали лезвия ножей. И плотность материи Микки понравилась, когда он потер лацкан большим и указательным пальцами. Рубашку и галстук Джерри носил шелковые. Микки любил запах шелка, но Джерри пользовался одеколоном с резким ароматом лайма, который забивал нежный запах материи.

Став профессионалом, Микки никогда не убивал человека бесплатно. Это неестественно. Все равно что для Пикассо отдать картину. Важную часть чувственного наслаждения, которое он получал от убийства, составлял пересчет полученного вознаграждения.

Впервые он убил через неделю после своего двадцатилетия, еще будучи дилетантом. Тогда ему повезло, и он сумел выйти сухим из воды. Он пытался уговорить на свидание официантку, которую звали Мэллори. Она ему отказала. И обошлась с ним грубо. Унизила его. Он узнал о ней все. Она снимала с подругой маленький домик, с ними жила и ее пятнадцатилетняя сестра. Он пришел туда с «тазером», баллончиком «Мейса» и виниловыми наручниками. Началось все с секса, и он получил его вдоволь. Потом ему пришлось их убить, и он открыл для себя другой вид секса. Но понял, что убивать ради секса глупо, если ты можешь его купить. Убивая ради секса, а не для того, чтобы получить наслаждение от убийства, ты оставляешь образцы своего ДНК. Кроме того, если ты распалился и захвачен страстью, то не контролируешь себя и допускаешь ошибки, опять же оставляя улики. Поэтому, пусть та ночь и стала лучшей в его жизни, он решил, что больше никогда не будет убивать как дилетант. И гордился своим последующим самоконтролем.