Улица Полумесяца - [102]

– Томас заходил вчера вечером. Разумеется, ему не хватает Шарлотты… и он озабочен очередным расследованием, – рассказала миссис Филдинг.

– А разве у него бывает по-другому? – Ее муж взял очередной гренок. – Что хорошего у него могло бы получиться, если б дела не затрагивали его до глубины души? Мне искренне жаль Кэткарта, он был великолепным фотографом. Полагаю, Томас пока не близок к пониманию того, что произошло? Много ли правды он успел выяснить? Не всю, конечно… а ведь придется доискиваться.

– Да, придется. Но ты ведь не знал его, верно?

– Кэткарта? – удивленно откликнулся артист. – Нет, не знал. Но таково общее мнение. К тому же я видел его работы. Все видели… в общем, театральная братия знакома с ними больше прочих. – Он осторожно взглянул на супругу. – А почему ты спросила?

Кэролайн не удалось ввести его в заблуждение, как она намеревалась. Он почувствовал, что она о чем-то умалчивает, хотя не знал, о чем именно. Мисс Филдинг не любила ничего утаивать, тайны возводили барьер между ними, но откровенность сейчас могла стать мелочным эгоизмом: не стоило обрушивать на мужа это несчастье просто ради собственного душевного спокойствия. Его и так уже глубоко огорчил случай с Сэмюэлем Эллисоном, пусть эта ранка уже и затянулась.

Женщина заставила себя улыбнуться более естественно, более откровенно.

– Бедный Томас, он изо всех сил пытается хоть что-то узнать о нем, поскольку, похоже, преступление совершили на почве личных отношений, окрашенных ненавистью или оскорбленными чувствами. Мы могли бы помочь ему, если б ты знал о Кэткарте не только понаслышке, – она сочла, что придумала вполне убедительное пояснение.

Джошуа облегченно улыбнулся и продолжил завтрак.

Под уместным предлогом миссис Филдинг встала из-за стола и поднялась наверх. С делом Льюиса Маршана надо будет разобраться, но этим она займется после полудня. А сейчас следует навестить миссис Эллисон.

Как и вчера, та оставалась в кровати.

– Я не принимаю гостей, – сухо заметила она, увидев вошедшую Кэролайн.

– А я не в гости пришла, – парировала ее бывшая невестка, присев на край кровати. – Я вообще-то здесь живу.

Старая дама сверкнула сердитым взглядом.

– Ты решила напомнить, что у меня нет своего дома? – спросила она. – Что я нахожусь в зависимости от милости родственников, готовых предоставить мне крышу над головой?

– Такое напоминание совершенно излишне, – спокойно ответила Кэролайн. – Вы сами часто сетуете на это, и я едва ли могла бы вообразить, что вы не осознаете… или даже забыли о подобном неудобстве.

– Такое не забывается, – проворчала миссис Эллисон. – А если и забудешь, то об этом напомнят множеством тонких намеков. Ты сама узнаешь это в свое время, когда состаришься в одиночестве и в живых уже не останется твоих ровесников.

– Поскольку, как вы не устаете напоминать мне, я вышла замуж за излишне молодого мужчину, почти годящегося мне в сыновья, то вряд ли я вообще переживу его, не говоря уже о долгом одиночестве, – парировала миссис Филдинг.

Мария пристально посмотрела на нее, прищурив глаза и скорбно сжав тонкие губы. Бывшая невестка переиграла ее на ее собственном поле, чем совершенно обескуражила. И она растерялась, не зная, чем еще уязвить свою вредную родственницу.

Кэролайн вздохнула:

– Если вы по-прежнему плохо себя чувствуете и не в силах встать с постели, то мне придется послать за доктором. Мы можем сказать ему все, что вы пожелаете, а вот поверит ли он – это уже другой вопрос. Вылеживая тут целыми днями, вы только вредите себе. Пассивное состояние еще никому не приносило пользы.

– Я прекрасно могу встать! Просто не хочу! – Миссис Эллисон сердито взглянула на дерзкую спорщицу.

– И чего вы добиваетесь? – спросила Кэролайн. – Чем дольше вы будете откладывать возвращение к обычной жизни, тем труднее оно пройдет. Или вам хочется вызвать разные домыслы?

Старая леди удивленно вскинула брови.

– О каких домыслах ты толкуешь? Кого волнует, чем я тут занимаюсь?

Кэролайн промолчала. По этому поводу ей в голову пришло множество самых разных мыслей, ведь пожилая дама едва не разрушила столь драгоценное для нее счастье. Она все еще испытывала досаду, вспоминая о своих собственных мучениях и страхе, омрачивших ее душу.

– Прошу тебя, уходи. Я совершенно измучена и предпочитаю побыть одна. – На лице Марии застыла маска отчаянной замкнутости, отгораживающая ее от миссис Филдинг и от всех остальных. – Тебе меня не понять. Не понять ни в малейшей степени. По крайней мере, позволь мне страдать без посторонних взглядов. Я не желаю тебя видеть. Будь любезна, уйди.

Хозяйка дома нерешительно помедлила. Она чувствовала терзания старой женщины так, словно те жили с нею в этой комнате, но не представляла, как можно облегчить их. Ей хотелось бы оказать бывшей свекрови поддержку, дать ей хоть какое-то утешение, помочь началу исцеления, но она не знала даже, как к ней подступиться. Впервые она осознала, как глубока нанесенная этой женщине рана. Шрамы ее изуродовали всю жизнь Марии Эллисон не только из-за унижения, но и из-за того, как она жила с ними долгие годы. Боль порождало не только то, что сделал с нею Эдмунд, но и то, что она сама сделала с собой. Мария так давно ненавидела себя, что не знала, как остановиться.