Укрощенная гордость - [22]

– Ты же говорил, что в делах не бывает сантиментов, – отчаянно пыталась она защитить себя. – Ты же говорил, что мой отец интересует тебя лишь с точки зрения взаимоотношения цели и средств и что тебе неприятно обсуждать эту тему.

Услышав собственные жестокие слова, Франко вздрогнул, как от удара хлыстом.

– Я понятия не имел, что у твоего отца депрессия, и даже не подозревал ни о разводе твоих родителей, ни о смерти твоей матери, – проворчал он уже не столь агрессивно.

Полетт чувствовала себя ужасно виноватой. Абсолютно ясно, что прошлой ночью в «Ред Холле» ей следовало немедленно сообщить Франко о том, что случилось с отцом. Но ее разум был настолько затуманен созданным ею же самой образом Франко-садиста, что она предпочла промолчать.

– Да, ты прав, мне нужно было рассказать тебе обо всем, – услышала Полетт собственный шепот.

Франко сделал вид, что не расслышал ее слов.

– Завтра же встречусь с твоим отцом и успокою его. Не хочу, чтобы его депрессия лежала на моей совести, – заявил он, окатив Полетт полным осуждения взглядом. – И в довершение сообщу ему, что беру тебя на работу в качестве моего личного референта.

– Я собиралась…

– Поверь, – оборвал ее Франко, – если бы я знал вчера то, о чем знаю сейчас, я ни за что не притронулся бы к тебе! Только подумать о том, что ты хотела лечь в мою постель, самодовольно решив, будто жертвуешь собой ради спасения жизни отца! Это отвратительно! Мне хочется прямо-таки высечь тебя ремнем от моих брюк.

– Как ты смеешь! – вскрикнула Полетт.

Франко вдруг протянул руку, схватил ее за локоть и придвинул к себе, испугав резкостью своего жеста.

– Ты не мученица, сага… ты трусиха! – процедил он с издевкой. – Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я хочу тебя, но ты слишком упряма, чтобы так легко признать это!

– Прекрати! – зарыдала Полетт.

Франко отпустил ее так внезапно, что она, не удержавшись на ногах, снова повалилась на кровать. Резко развернувшись, Франко пулей вылетел из комнаты.

Полетт поднялась, захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как ее душу разрывают боль и отчаяние. Слезы струились по ее бледному лицу. Полетт понимала причину своего смятения, но причину боли понять не могла. Она не могла объяснить, почему так страдает, когда Франко смотрит на нее с неприязнью и презрением.

5

– …Это же потрясающая возможность для меня, – удовлетворенно продолжал Рональд Харрисон. – Перемена – именно то, что мне сейчас нужно, а я всегда любил Корнуолл.

Полетт ответила взволнованному отцу натянутой улыбкой. Франко предложил ему управление одной испытывающей в данный момент затруднения компанией в Плимуте. И отец, лишь несколько дней назад казавшийся совершенно разбитым человеком, был так возбужден столь очевидной верой Франко Беллини в его способности, что полностью переменился. Он расхаживал по комнате пружинистой походкой, и лицо его светилось энергией, чего Полетт не видела уже давным-давно.

– Большего понимания и чуткости от него даже невозможно было ожидать, – повторил Рональд уже в который раз. – Но я, конечно, не могу позволить ему списать те деньги, что я взял…

Полетт обратила на отца потрясенный взгляд.

– А Франко это предлагал?

– Да, но я не могу ему позволить так поступить. У меня есть несколько ценных антикварных вещей, и я намерен все распродать. Я должен вступить в новую должность с безупречным прошлым. Да и вообще, мне нельзя было оставаться в этом доме, где все напоминало о твоей матери, – сказал он с кислой гримасой. – Мне нужно было перестроить свою жизнь и уехать, как это сделала в свое время твоя мать. Полагаю, что верну Франко долг года за полтора, и, кто знает, если затяну потуже пояс, то, может, и раньше!

Отец сказал это с такой наивной радостью, что Полетт показалась себе более старой и умудренной жизненным опытом, чем ее отец.

– А что касается «Харрисон энджиниринг» и моего внезапного исчезновения, – тяжко вздохнул Рональд, – все считают, что мне просто стало дурно и потому меня вывели из здания. Конечно, моя секретарша и главный бухгалтер знают правду, но они не проболтаются. Мне еще очень повезло. Между прочим, я не так уж медленно соображаю, как вам с Франко, быть может, кажется.

– О чем ты? – спросила Полетт, не уловив смысла его многозначительной улыбки.

– Даже несмотря на то что мне удалось убедить Франко, что я вовсе не собираюсь сводить счеты с жизнью, – твердо заявил Рональд, – он все равно оставался необычайно великодушен. И я усматриваю в этом лишь одну-единственную причину… – Полетт выпрямилась на стуле. – Он влюблен в тебя, дочка.

Полетт попыталась изобразить смех.

– Он предложил мне работу, папа. Вот и все!

Печально улыбнувшись, отец покачал головой.

– Ты что, считаешь себя незаменимым специалистом? Ты даже не умеешь быстро печатать на машинке. Не думаю, что он везет тебя к своей семье на Барбадос лишь из-за одних твоих секретарских способностей. Во всяком случае, если это действительно так, его ждет немалое разочарование.

Полетт не знала, что сказать, но отец, по-видимому, и не ждал ответа. Он был проницательным человеком, и ей следовало бы понимать, что он всегда найдет дыры в этой шитой белыми нитками истории. Франко в нее влюблен? Сомнительно. Она не видела его уже три дня, с той последней ночи.