Укрощение «тигров» - [116]

Мы видим, как среди нашей пехотной цепи взрывается мина. Трое падают. Двое, встав, бегут дальше, третий остается лежать. Убит?.. Проходит несколько минут… Солдат пошевелился, отполз в воронку и выпустил в сторону немцев диск. Он стреляет, видимо, не будучи в силах подняться на ноги. Подоспевшие санитары оттаскивают его в безопасное место.

16 часов 15 минут. С левого фланга в Минутку ворвались еще два наших танка.

16 часов 44 минуты. Батальон Михновича ворвался в траншею гитлеровцев и ведет рукопашный бой.

17 часов 00 минут. Наступил долгожданный момент перелома: немцы дрогнули! Майор Южанинов сообщил по радио, что почти весь его батальон втянулся в деревню.

— Мои окопы только что накрыл шестиствольный, — слышится в микрофоне глуховатый голос Южанинова. — Но никто, к счастью, не пострадал. Все успели уже войти в деревню. Продолжаю наступать, выхожу на южную окраину…

В эту минуту мы видим в бинокль на окраине Минутки волнующую сцену: навстречу первым бойцам, перебегающим улицу, из крайнего дома выходит женщина в белом платье и бросается к своим, к русским, к освободителям.

Дым пожарища заволакивает на время деревню. Но вскоре он рассеивается, и мы видим, как под разбитой крышей каменного здания школы в деревне, еще затянутом пылью от разрывов, уже трепещет алый флаг освобождения.

Развивая наступление, наши войска движутся дальше, к охваченному пламенем Песочину. Гитлеровцы стремительно откатываются.

Харьковская трагедия

28. VIII. 21 ч. 10 м.

К сведению редакции. Передаю корреспонденцию, которую нужно обязательно дать в завтрашнем номере газеты. Аналогичный материал передан другими корреспондентами.

* * *

Где взять слова, чтобы рассказать о том страшном и чудовищном, что мы увидели и услышали сегодня? Об этом очень трудно писать — горе и ярость перехватывают горло…

Женщины, показывавшие нам могилы 800 солдат и командиров, замученных гитлеровцами, плакали навзрыд. За минувший год сердце русского человека, идущего по освобождаемой земле, изувеченной фашистами, вобрало в себя столько горя, что, казалось бы, ничто уже не может сравниться с увиденным. Но и на этот раз мы были глубоко потрясены.

Сегодня в кровавую книгу преступлений гитлеровского «нового порядка» вписывается новая страница — быть может, самая страшная из всех занесенных в нее до сих пор.

Проходишь по обширному двору Клинического городка на улице Тринклера, видишь сравненные с землей могилы погибших, обгорелые кости под обломками сгоревшего здания госпиталя, следы пуль на бетонном подъезде, и все же как-то не верится, не укладывается в мозгу, что в центре одного из крупнейших европейских городов в мартовские сумерки 1943 года было расстреляно и заживо сожжено около 800 раненых русских людей. Но это правда, беспощадная правда…

Клинический городок в центре Харькова. Это до 20 каменных корпусов, где в мирное время помещались больницы, клиники, медицинские исследовательские институты. В период, когда наши войска этой зимой занимали город, здесь размещались первый и третий армейские госпитали. При отступлении из Харькова в условиях оттепели и бездорожья не удалось полностью эвакуировать раненых, и 808 человек — преимущественно тяжелораненых, для которых перевозка была связана с риском для жизни, — остались в корпусах Клинического городка. Героическими усилиями медицинского персонала некоторых раненых удалось перенести на частные квартиры. Часть тяжелораненых была спущена в подвалы Медицинского института: врачи боялись воздушной бомбардировки.

Но опасность была совсем иная. 12 марта, около 4 часов дня, к госпиталю подъехали три автомашины с солдатами и офицерами эсэсовской дивизии «Адольф Гитлер». По приказанию офицеров солдаты рассыпались по корпусам. С этой минуты и до наступления темноты на территории Клинического городка не утихали крики и стоны раненых, выстрелы, вопли сгоравших заживо…

Вот у здания терапевтического отделения заросшая бурьяном могила длиной шесть-семь метров. Циничность палачей дошла до того, что они рядом с могилой своих жертв поставили уборную. Сестра первого отделения 3. В. Лободовская рассказала нам, как расправились фашисты с ранеными, находившимися в этом здании.

Солдаты во главе с офицером прошли по палатам и приказали выносить раненых во двор. В это же время другие эсэсовцы с пистолетами в руках заставили мирных жителей вырыть широкую яму у забора, метрах в двадцати от главного входа. Те раненые, которые еще могли двигаться, сами сползали вниз. По коридорам, по лестницам тянулись вереницы окровавленных, забинтованных людей. «Куда нас? — спрашивали они друг друга. — Наверное, в другой корпус?..»

Зоя Лободовская узнала здесь своих знакомых — танкиста Василия Горбачева, семнадцатилетнего разведчика Андрея. На носилках пронесли летчика Сашу, который уже четыре дня лежал без сознания. Все это были попавшие в плен раненые, неприкосновенные по международным правилам Красного Креста. Но в эти минуты во дворе уже загремели первые выстрелы. Эсэсовцы пристреливали раненых прямо у ямы и сбрасывали их туда.

Жители, выносившие тяжелораненых, в ужасе бросались прочь, но сейчас же вслед им загремели выстрелы и автоматчики погнали женщин обратно. Бойцы и командиры, еще находившиеся в здании, услышав выстрелы и крики своих товарищей, поняли, в чем дело. Некоторые прыгали из окон на улицу, разбивались о плиты тротуара. Другие, ползли в темные подвалы, в надежде спастись там. Но эсэсовцы методично обшаривали каждый уголок здания, и в яме росли страшные пласты из мертвых людей. Иногда из глубины могилы раздавался стон, крик. Тогда автоматчик давал вниз длинную очередь. Скоро яма была заполнена. Трупы забросали сверху тонким слоем земли. Рядом лежали десятки непогребенных расстрелянных. Выстрелы слышались в самом здании, где эсэсовцы добивали полуживых людей.