Укрощение тигра в Париже - [19]

Если бы писатель допустил ее участвовать в действии, она наверняка совершила бы что-нибудь абсурдное. Толкнула бы доктора под руку, упала бы, может быть, на Лаки или бы так ухватила собаку, что та бы взвизгнула. Она могла и споткнуться о докторский саквояж, она всегда спотыкается о предметы ногами, оттого у нее на ногах постоянные синяки. Наташка очень зло и яростно посмотрела на писателя, но осталась на месте.

Ветеринар выпрямился:

— Я сделал ему успокаивающий укол. Теперь он будет спать, и, надеюсь, к утру ему будет лучше. Переутомился бедняга.

Адель задала доктору вопрос, которого писатель не понял, поскольку и стоял в некотором отдалении от их группы, и устал от французского языка в этот вечер порядочно. Защелкнув саквояж, доктор выпил предложенный ему стаканчик вина и, увлекаемый молчаливой женой, отправился к выходу. Население фермы потянулось к камину. Идущий за всеми писатель слышал, как ветеринар сказал Генри, прощаясь: «Если к утру ему не станет лучше, позвоните мне домой».

— Ох, как ему было интересно попасть в мой дом! — воскликнул Генрих, закрыв за ветеринаром дверь. — Местные считают, что у меня на ферме дни и ночи происходят дикие орган. Для того, мол, я и купил ферму у самого леса. Можете себе представить, Эдвард? Видели, как он зыркал глазами вокруг? А жена (Генрих довольно всхрапнул)… — притащилась с ним, побоялась отпустить мужа одного в дом греха…

— А что за укол он сделал Лаки?

— По-моему, просто глюкоза. Что толку от глюкозы. Но деньги взял.

— Почему он не должен был брать денег? Вы что, его приятель?

— Да за одно удовольствие посмотреть, как я живу, он должен был заплатить мне деньги!

Лаки лежал на старом овчинном тулупе, который под его подсунул Генрих. Перед ним стояла миска с вареным мясом и миска с водой. Дышал он уже ровнее, и ноги не подергивались.

Писатель проснулся в восемь утра от звука голосов. Голоса, не шумные, но испуганные доносились снизу. Наташка еще спала, покрыв нос краем одеяла. Писатель встал и приоткрыл окно. От леса и поля в комнату проник крутой запах нормандской провинции. С близлежащего пастбища задумчиво помыкивали коровы, а с неба абсурдно и по-осеннему провыл сквозь атмосферу самолет.

Он сошел вниз. У входной двери, под электрическими счетчиками, рядом с большой костью лежал на боку Лаки и подергивал задними лапами точно таким же образом, как до прихода доктора вчера вечером. И также неровно и шумно дышал. Над Лаки на корточках сидел Генрих и бормотал неестественно бодрым голосом:

— Хитрец, Лакушка, хватит притворяться. Вставай…

Увидев писателя, Генрих неуверенно сказал, глядя на приятеля снизу:

— Притворяется, хитрец!

Тьерри, наиболее мужественный из всей компании, появившись в дверях с чашкой чая, изрек по-английски…

— Умрет он на хуй, а не притворяется!

Писатель хотел в туалет. Он постоял над собакой некоторое время и, решив, что использовать туалет первого этажа, дверь в который находилась в двух шагах от умирающей собаки, неприлично и нечутко, поднялся наверх и использовал туалет второго этажа, из которого к тому времени уже вышла Адель. Когда он спустился вниз опять, все мужское население фермы уже собралось вокруг собаки. Сунув голову между плечей Фернана и Пьера-Франсуа, писатель успел увидеть, как дернулись в последний раз тощие задние лапы Лаки, вздрогнула челюсть, навсегда обнажив его старенькие клыки, и запотела смертью оливина глаза. Тотчас же на морду собаки сели две мухи.

— Ну вот, умер! — сказал Генрих, вставая. — Что же я буду делать? — Он был растерян.

— Будем хоронить. — Подражая мужественным, немногословным героям вестернов, писатель ушел из дома во флигель и принес оттуда две лопаты и кирку. — Берите! — скомандовал он Тьерри и Фернану и тронул за плечо Генриха, сгонявшего мух с трупа собаки.

— Где вы хотите, чтоб мы его похоронили, Генри?

Ветеринар признался по телефону, что еще вчера был уверен, что Лаки умрет, но из человеколюбия не сказал об этом Генриху. Еще он сообщил, что собака отравилась или ее отравили. Может быть, крысиным ядом. Что хоронить животных самим по новому закону не разрешается, следует вызвать специальный сервис, но если Генрих похоронит Лаки незаметно и быстро, то и ему, ветеринару, и населению фермы будет меньше хлопот.

На выбранном Генрихом первоначально месте у ручья, когда они сковырнули густой скальп травы, обнаружились плотно слежавшиеся старые камни. Генрих утверждал, что когда-то на месте его нормандской фермы стоял нормандский замок. Рыть могилу в фундаменте нормандского замка было так же тяжело, как долбить скалу. Посему могилокопатели перебрались за студию Генриха (бывшая конюшня, в крышу которой Генрих в хорошие времена врезал обширные окна) и стали рыть могилу у забора, у дороги из деревни в лес.

Было солнечно, но уже холодно. Спортивный Тьерри и писатель срубили лопатами траву и стали вгрызаться в грунт, пересеченный в тысяче мест корнями мелких растений. Фернан стоял рядом, с киркой. Бодро и крепко пахло свежей землей, как агрессивным мужским одеколоном.

— Роем могилу для афганского рефюджи, — заметил писатель. — Интересно, какого вероисповедования он был?