Укрощая Прерикон - [19]

— Нет сомнений в том, что приведенные вами доводы вески, Старина, однако вы, уж простите меня за прямоту, по всей видимости, и правда не слишком-то разбираетесь в поднятом вами вопросе! Есть одно место, о котором из пришедших в Прерикон людей востока мало кто знает, даже таким опытным бродягам, как Билл, о нем неизвестно, хотя каждый из них, пусть и не подозревая о его существовании, мечтает его найти. Но о котором, к нашему и их большому счастью, знают лошади!.. Видите ли, это место, — есть на поверку чем-то вроде цветущего оазиса среди пустошей, если хотите. Этот лоскут благодатной земли, дикарями прозванный Лоном, находится на стыке между центральными прериями и западными, огражденный с трех сторон непроходимыми скалами и имеющий лишь два входа: один со стороны центральных прерий, в неприметной лощине, расположенной недалеко от Монтгомери лейн, другой — со стороны прерий западных, он много шире и приметней первого, так как проходит под грандиозных размеров Аркой седла… Погодите-ка, сейчас я нарисую! — подошвой своего сапога Мираж стер нарисованный им ранее план авантюры, присел на корточки и принялся дулом револьвера выводить на земле очертания упомянутого им Лона. — Табуны Прерикон туда приходят в последнюю очередь, ближе к Слезам неба, когда в центральных прериях уже все ими пожрано! — закончил он говорить и посмотрел на Старину Билла, слушавшего его рассказ с выражением крайнего недоверия на лице.

— И насколько далеко от этого твоего Лона каньон, о котором ты нам поведал, сынок? Тот, куда дикари загоняют кобыл? Змеиный, кажется… — проскрипел наконец Билл, запуская руку в один из карманов штанов, в тот, что был недырявым. Из кармана он отработанным до автоматизма движением извлек металлическую табакерку, с почти стертым за годы пользования рисунком на крышке. Отвинтив крышку, Билл сплюнул на землю соломинку, которую до этого держал в уголке рта и, положив в рот лист табака из коробочки, принялся его жевать, табакерку же бережно закрыл и вернул обратно в карман. Запасы жевательного табака и соломинок у старого фермера никогда не исчерпывались.

— На такое путешествие у обычной лошади уйдет день или полтора, а то и все два… Зависит от того, какая лошадь!

— Ха! — победно каркнул Старина, взмахнув своей шляпой так же резко, как лесоруб подрубает ствол дерева, которое вот-вот должно упасть. — И что же? Ты, сынок, говоришь, что голозадый два дня подряд мнет пятками бока кобыле без передышек? Да какая же животина вынесет такое родео?! Э-э-э, нет, дружище! Сдается мне, что дуришь ты нам головы, малек… — сказав это, Старина Билл сплюнул коричневую от табака слюну и нацепил шляпу себе обратно на макушку, скрыв пятна плесени на плеши и несколько уродливых наростов сродни тому, что венчал его нос. Упрямый старик постоянно срезал его, но еще более упрямый нарост каждый раз отрастал обратно.

— Лошадь Прерикон и вынесет, разумеется! — уверенно ответил Мираж, только и ждавший этого вопроса, — ей два дня бежать не нужно: самая хилая кобыла табуна управится за пяток часов! Говорю же, дело в шляпе, Старина, будьте спокойны! — Уж мне-то можно верить, когда это я вас подводил, господа? — никто не нашелся, что возразить на это. Действительно, ни разу Мираж не подводил банду.

В довершение всего сказанного пройдоха обезоруживающе улыбнулся, и Старина Билл — этот призрак, эта тень минувших дней — был вынужден уступить, исчезнув в лучах его живой улыбки, как тьма уступает свету фонаря, ведь как известно, за молодостью будущее! Что-то бормоча себе под нос невнятно, старик направился туда, где стояли телеги, под одной из которых, втиснувшись между деревом и землей, Билл имел обыкновение ночевать, укрывшись дном телеги, подобно тому, как мертвец укрывается крышкой гроба.

Мираж повторил свой план, что вовсе не было ему в тягость, но доставляло неописуемое удовольствие. Когда он закончил, все с нетерпением ожидали решение Кнута.

— Мне нравится! — заключил, наконец, Кнут, ориентируясь главным образом на шаткость своего положения и решительность общего настроя, — я одобряю!

Мираж довольно цокнул языком и легонько, почти по-дамски так прихлопнул в ладоши. В воздух тут же полетели дырявые и порванные шляпы и винные пробки из откупоренных бутылок, — разбойничье братство решило отпраздновать наметившееся дело.

Только один человек не праздновал вместе со всеми, мрачный и невидимый разбойничьему глазу он стоял вдалеке от огня под покровом плаща темноты надвигающейся ночи, которым был с головы до ног окутан. Для Кавалерии успех данного предприятия значил многое. Прежде всего нужно сказать, что он потерял уважение разбойников почти так же быстро, как и нажил его. Это произошло, однако, не потому, что он не понимал природу известности, не знал, что славу нужно питать и ухаживать за ней, как за декоративным деревом, чтобы вырастить бонсаи нужного размера и остричь его правильным образом, но оттого, что такая слава была для него сродни плевку в лицо. Он только и рад был избавиться от нее, но, к сожалению, именно слава, которую он так ненавидел, и удерживала клыки этой своры шакалов вдалеке от его глотки.