Украинский гамбит. Война 2015 - [82]

— Там наши, — напомнил Костя о Крыме и о восточных областях, давая понять, что Россию рано списывать со счетов. Не допустит она такого развития событий. Не те времена и соотношение сил.

Его реплику Каюров пропустил мимо ушей. Видно, она не вписывалась в его концепцию мира. Интересно, что ему лично пообещали? — подумал Костя. Может, пост министра обороны или даже премьер-министра? Рыл бы он так землю? Наверняка где-нибудь в Швейцарии у него счет с кругленькой суммой. Отрабатывает заморские дивиденды. Мысли были четкими и ясными, словно достигали сущности происходящего.

— Страсбург, опять же, еще не затопило, — рассудил Каюров. — Да и НАТО в Европе никуда не делось.

Казалось, он спорит с самим собой, приводит аргументы в пользу своего выбора, но как-то неуверенно, с оглядкой на прошлое.

— Все равно не справитесь, — сказал Костя, следя за событиями во дворе.

Игоря куда-то утащили, не было видно ни Заветы, ни Сашки. Убьют нас, подумал Костя, но как-то отстраненно, словно речь шла о литературных героях, а не о живых людях. Время надо тянуть, время. Авось что-нибудь выгорит. И вдруг стал припоминать о чем-то, что могло их спасти, но вспомнить сразу не мог.

— А это как поглядеть, — согласился Каюров.

Видно, его все-таки мучили сомнения, страх или он боялся ошибиться. Хотя думать об ошибках было поздно, слишком далеко он зашел. За окном проехала телега, полная раненых. Костя перевел взгляд на лысого короткопалого якута. А ведь он трусит, догадался Костя, поэтому и возится с нами, надеясь на америкосов.

— Васька! — велел Каюров. — Иди посмотри, что там.

— Ага… — сказал Васька и выскочил из дома.

Руки у него, как и тело, были худыми, непомерно длинными и торчали из рубахи, как оглобли. А лицо выглядело особенно свирепым в тот момент, когда он пытался сосредоточиться на каком-то предмете.

— А зачем тебе все это надо? — спросил Костя на правах старого знакомого. — Ты же не «титульная нация»? Зачем тебе за кого-то каштаны из огня таскать? Все равно «оранжевые» всегда на вас будут коситься, как на полуверцев. Люди мечутся, суетятся, а Россия остается.

Каюров в изумлении уставился на Костю и хотел что-то сказать, быть может, даже выдать какую-то истину. Что-то человеческое промелькнуло в его глазах. Он даже открыл рот, чтобы возразить, и наверняка придумал бы, что возразить, но в этот момент в горницу влетел Васька, стукнувшись о притолоку:

— Зосим Степанович, Драгунца привезли!

Когда он скалился, видно было, что зубы у него упираются вдруг в друга, отчего лицо выглядело непомерно длинным, узким и вечно испуганно-циничным.

— Насмерть?! — ахнул якут.

— Да живой вроде…

— Посиди здесь, я сейчас, — и выскочил из горницы.

— Ну что, паскуда? Свиделись? — спросил этномутант, приближаясь к Косте, засунув руки в карманы.

Было в нем что-то гнилое, несозревшее, будто завядшее в самом начале роста.

— Что-то не припомню, — ответил Костя, прикидывая, как ему уклониться, если ударит.

— А ведь это ты в меня стрелял, — поведал этномутант.

Сразу было видно, что он торопится до возвращения Каюрова.

— Не помню.

— Вот сюда, в бедро.

— И что, уже зажило?

— По касательной прошло.

— Повезло тебе, — сказал Костя.

— Зато тебе — нет! — И ударил его слева в лицо чем-то железным.

И опять мысли у Кости потекли легко и приятно, словно им не было предела, только имели они почему-то привкус соленой крови.

* * *

— Героинщик! — закричал с порога Каюров. — Сифилитик! Хочешь мне операцию сорвать?! — Он подскочил, наклонился и пошлепал Костю по щекам. — Убил, сволочь!

— Да что ты, что ты, Зосим Степанович! — оправдывался Балаков, пятясь и опрокидывая стулья. — Журналюга просто психует. Слабаком оказался.

— Смотри, если убил, кишки намотаю! — предупредил Каюров.

От волнения он дышал тяжело и часто. Короткие пальцы сжимались в кулак. Сел за стол и налил себе водки, меча в Балакова молнии.

— Мне нужна национальная идея, а не мертвый журналист. Какой от него теперь толк? — Он кисло посмотрел на Балакова. — Убил, подлюка! Сволочь! Садист! Точно убил! Давай лечи! — Он изловчился и пнул Балакова, но не достал.

Костя застонал, приходя в себя. Балаков, который стоял у широкой двери, готовый дать стрекача при ухудшении ситуации, обрадовался и показал длинным узловатым пальцем, как Иисус на отступника:

— Ну вот видишь, дядя Зосим! Я же говорил: психует.

— Смотри, Васька, намотаю я тебе все-таки кишки на кулак, доведешь ты меня до греха.

— Не сомневайся, Зосим Степанович, кто ж знал, что он такой хлипкий? Я к нему всего один раз-то и приложился.

Балаков, опасливо косясь на Каюрова, плеснул в лицо Кости самогоном. Костя закашлялся. Ему показалось, что идет дождь. Потом он вспомнил, где находится, и попытался подняться. На фоне окна стоял кто-то знакомый, со стаканом в руке, и внимательно смотрел на него.

Балаков подхватил Костю под руку и усадил его на лавку, все еще испуганно поглядывая на Каюрова. Комната сделала пол-оборота, из-за чего Костя снова едва не упал на пол, но вдруг остановилась и сделала пол-оборота в другую сторону.

— А-а-а… это вы… — произнес он, узнав якута. — Пытать будете?

Каюров поморщился. Он давно понял, что запутался, свернул не на ту дорожку, но возвращаться было поздно и не имело смысла, получалось себе дороже. «Оранжевые» не простят, а в родной Якутии не поймут. Да и врагов много развелось. Стоит потерять власть, как они навалятся, тяжело думал Каюров и заливал горе водкой. Терять ему было нечего, поэтому он, как в омут головой, бросился помогать американцам дискредитировать Россию. Авось что-нибудь да выгорит. Авось их власть все-таки удержится, тогда поживем на заморских харчах. Эта единственная здравая мысль грела его последние полгода, заставляла дышать и двигаться. Выбора не было.