Украденные жизни - [47]
Глаза Купера были прикованы к моим, пока он пел для меня. Это была самая красивая песня, которую я когда-либо слышала. Я была в полном восторге, совершенно покорённой, и полностью его.
Когда я увидел твое лицо, я стал твоим сразу же,
Позволь мне забрать твои беды и спрятать их в темноте,
Я заберу всё; тебе не нужно делать это самой,
Я заберу их все; я поймаю тебя, когда ты упадёшь.
Я обещаю любить тебя,
Это то, ради чего я живу,
Я был простой головоломкой без детали,
Пока не встретил тебя.
У меня едет крыша, когда я не с тобой,
Я утонул в твоих глазах, даже под темно-серым небом,
Произнеси моё имя и подойди ко мне,
Ты владеешь моей душой и моим сердцем, позволь мне быть единственным.
Я обещаю любить тебя,
Это то, ради чего я живу,
Я был простой головоломкой без детали,
Пока не встретил тебя.
Пока не встретил тебя.
И затем свет снова зажёгся.
Купер наклонился вперёд, чтобы задуть первую свечу.
Я положила ладонь на его грудь:
— Подожди, — попросила я, — пусть свечи горят, и выключи свет. Мне нравится всё, как было.
— Да, мэм, — ответил он с игривой ухмылкой и потянулся к выключателю. Опять осталось только мерцание свечей, освещающее комнату.
— Я люблю эту песню.
Купер погладил мои волосы:
— А я люблю тебя.
Наши тени дрожали на стене как танцующие фигуры. Это успокаивало, умиротворяло. Наш день — это подъём и спад. Взлёты и падения. Зигзаги. Но пока я смотрела на Купера прямо сейчас, то не изменила бы ни секунды в нём. Каждый момент был важным. Каждое мгновение имело значение. И каждая минута, проведенная с Купером, была заветной.
Я закрыла глаза на мгновение, потому что хотела проникнуться атмосферой ночи, комнаты, данной секунды. Моё сердце билось так быстро, как если бы оно могло взорваться, если бы я дала волю... чему-то. Словам? Чувствам? Я не знала лекарства, но понимала, что должна что-то сделать, прежде чем произойдёт взрыв.
— Я так люблю тебя, — прошептала я.
Хотя я не могла видеть его сквозь закрытые веки, но почувствовала его улыбку.
Глава 20
— Купер, пожалуйста. Мне нужно сделать это.
— Пожалуйста, даже не проси меня, — его глаза были полны отчаянья и мольбы.
Мы спорили последние полчаса. Этим утром, проснувшись после очередного кошмара, я решила, что время пришло. Что-то должно было случиться. Я не могла продолжать так жить. Я больше не спала и постоянно испытывала усталость. Мой разум не смирился со всем этим, а борьба всё только ухудшала. Если я собиралась когда-нибудь снова спать спокойно, то мне нужно было противостоять этому. Мне необходимо было позволить себе вспомнить. Именно поэтому я пошла на терапию после всего, чтобы разобраться с тем, что со мной случилось. Доктор Коннелли сказала, что мне не нужно вспоминать каждый аспект и каждую деталь избиения, но для того, чтобы перестать быть подвластной тревожным кошмарам, мне необходимо было получить над ними власть.
— Говорить о них, осознавать, помнить, прочувствовать, а затем трезво обсудить, и они не будут отрицательно сказываться в будущем, — сказала она.
— Я должна сделать это, Купер. Не знаю другого способа, чтобы преодолеть это. Очевидно, что замалчивание этого не срабатывает. Это сводит меня с ума. Кажется, что я скоро рехнусь. Это как будто воспоминания кричат на меня, а я хочу закричать на них в ответ, но они удерживают оборону, а у меня нет никакой защиты. Я чувствую, будто постоянно борюсь с собой и проигрываю этот бой, — сажусь на диван, чувствуя безысходность и опустошенность. — Я... — делаю глубокий выдох и борюсь с болью в груди, которая угрожает разрастись, так что я не запинаюсь во время своей речи. — Я должна найти способ вернуться к себе, к той девушке, которой когда-то была.
Купер вздохнул. Я не смела взглянуть на него. Его глаза всегда были зеркалом его души, и прямо сейчас я не хотела видеть, как мучилась его душа. Я и так знала об этом, но наблюдение за его страданиями истерзало бы меня.
— Я не был там с того самого дня, Лили. Я даже не знаю, смогу ли доставить тебя туда. Как я могу отвезти тебя в то место, где ты могла погибнуть?
Он опустился на диван рядом со мной и скрестил руки, упираясь локтями в колени. Он больше ничего не сказал, так же, как и я, мы оба погрузились в свои мысли. Это была наша первая размолвка, и ни один из нас не знал, что делать. Я не злилась на него. Я любила его за желание защитить меня. Мне просто было нужно, чтобы он понял, что он не сможет защитить меня от самой себя.
— Я отвезу тебя, — наконец, прошептал он, опустив голову. Он повернулся всем телом в мою сторону, лицом к лицу. — Но я увезу тебя оттуда, если увижу хоть малейший признак того, что это было ошибкой, даже если это означает, что мне придётся перебросить тебя через плечо и запихнуть в машину, — выражение его лица было мужественным и истерзанным одновременно.
Это было открытое поле, и здесь не на чем было задержаться взгляду. Гигантское открытое пространство, которое для большинства людей не имело никакого значения. Но не для Купера. Что касается меня, то я пыталась почувствовать связь. Как и Купер, я избегала приходить сюда с того самого дня. До того дня я пробегала мимо поля несколько раз в неделю. Это был мой обычный маршрут пробежки. С тех пор я не бегала.
