Украденные ночи - [15]

Поначалу Амалия думала, что это всего лишь детская игра, которая скоро ему надоест, но не тут-то было: Айза проявил завидное упорство в достижении своей цели и… победил. Скоро Амалия не могла уже обходиться без него, когда нужно было выполнить какое-нибудь поручение. Жюльен стал называть его в шутку пажом.

Айза находился, как всегда, рядом, когда Амалия приказала четырем служанкам и двум слугам начать уборку помещений первого этажа. Отступившая вода оставила горы грязи и ила, которые следовало убрать до того, как они засохнут. Началась уборка и на галереях фасада. Кипарисовый пол не пострадал: от влаги доски только набухли. В столовой над широкими двенадцатидюймовыми панелями в нескольких местах взбухла и осыпалась штукатурка. В целом по дому серьезных повреждений практически не было.

Грязь на нижней галерее — другое дело. Оказавшись на воздухе, она затвердела, покрывшись своеобразным панцирем, но, поскольку сверху на нее сливали грязь из комнат, вновь размягчилась до состояния густой оконной замазки. Теперь ее могли убрать даже дети, которым дали скребки, тряпки, ведра с водой и предоставили полную свободу действий. Началась работа-игра, дети визжали от восторга, катаясь словно на коньках по скользкому полу, мазали друг друга грязью и одновременно что-то делали. Когда Амалия вернулась через пару часов, работа была почти закончена.

— Айза! — крикнула она громко, привлекая к себе внимание. — Беги к Марте и скажи, чтобы поставила печь булочки и нагрела молока для всей моей бригады. А твою порцию за усердие пусть удвоит.

Немедленно дети сгрудились вокруг нее. Они кричали, тянулись, чтобы ухватить Амалию за фартук, надетый поверх платья из голубого поплина, и таким образом привлечь внимание, прыгали и пританцовывали.

— Я пойду! Я! Я! — галдели малыши, разгоряченные игрой, работой и весельем. От их рук и чумазых мордашек белоснежный фартук стал грязным, но Амалия не обратила на это никакого внимания. Она ласково погладила сначала одну кудрявую головку, потом вторую, третью… Зараженная общим весельем, Амалия смеялась над детскими шалостями, готовая сама принять в них участие.

— Айза — мой паж, — сказала она веселым, но твердым голосом, — поэтому пойдет он. Но чем скорее вы закончите уборку, тем быстрее получите булочки.

Благодарный Айза одарил хозяйку ангельской улыбкой, весь как-то подобрался и гордо, почти не хромая, зашагал к кухне.

Остальные дети рассыпались по галерее и продолжили работу. Они разлили такое количество воды, что Амалии пришлось перепрыгивать через огромные лужи. Девчушка лет четырех оказалась не столь проворной, поскользнувшись, она упала, замочив домотканое платьишко и ушибив щеку. Амалия бросилась ей на помощь. Она подняла девочку с пола, утерла уголком фартука слезы, стряхнула грязь с черной косички и взяла ее на руки. Девочка прекратила плакать и стала глазеть на Амалию, не забыв засунуть палец в рот, потом застенчиво улыбнулась. Амалия почувствовала, как ее губы расплываются в ответной улыбке. Еще минута — и маленькие шоколадные руки обвили ее шею в жарком объятии. Девочка застеснялась, соскользнула на пол и закружилась вокруг Амалии, беспрестанно повторяя:

— Хорошенькая леди! Хорошенькая леди!

Амалия ощутила, как комок подкатывается к горлу и на глаза наворачиваются слезы. Чтобы не расплакаться, она кинулась к двери, но путь ей преградила высокая фигура: на пороге, ухватившись здоровой рукой за косяк, стоял Роберт Фарнум и наблюдал за происходящим. Это был уже не первый случай за последние несколько дней, когда Амалия ловила на себе его внимательный взгляд. Нет, Роберт не преследовал ее, как, например, Айза, но часто оказывался поблизости. По этой причине Амалия стала задумываться, как она выглядит, как одета, чего не делала с того дня, как впервые оделась в траур. Каждое утро, мысленно ругая себя и даже презирая, она обдумывала, что надеть, чтобы выглядеть элегантнее и грациознее. Вот и сейчас Амалия растерялась, почувствовав себя так, словно совершила что-то непозволительное — щеки пылали красными розами, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Вы любите детей? — спросил он коротко.

— Ну да, конечно… как большинство женщин. А разве нет? — пролепетала она, пряча перепачканные ладони в карманах фартука.

Роберт протянул руку к ее лицу и прежде, чем она могла отпрянуть, смахнул слезинку, блестевшую на длинных пушистых ресницах.

— Все любят по-разному, — сказал он мягко.

Внезапно на Амалию нахлынули воспоминания о том, как этот человек держал ее на коленях, как она прижималась к его груди, как каждой клеточкой своего трепещущего тела ощущала его горячие мускулистые бедра. Тогда там не только беда объединила их, но и что-то еще, в чем она не смогла бы признаться даже себе.

— Как ваше плечо? — спросила Амалия, взглянув на разыгравшихся детей.

— Уже лучше, спасибо.

— Вы собирались поехать в «Ивы» сегодня? — спросила Амалия, вспомнив о своеобразной перепалке за завтраком, когда Мами категорически возражала против поездки, считая, что она может повредить здоровью.

— Я уже вернулся оттуда.

— Вот как?! Надеюсь, там все в порядке?