Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию? - [29]

В войне, в ходе самого кровопролитного сражения, непрерывно идет борьба умов и интеллектов командующих и военачальников, возглавляющих войска, и несущих на своих плечах всю тяжесть ответственности за принимаемые решения, плата за которые ведется человеческими жизнями. Тот, кто умеет воспользоваться мгновениями проявленной слабости противника или его неверного решения, тот и выходит победителем на поле сражения. 6 сентября французские летчики донесли об отходе из Фер-Шампенуаза нескольких десятков поездов с войсками на восток[134]. Это был один из полевых корпусов, отправленных из Франции на восточный фронт для помощи австро-венгерской армии, терпящей поражение в Галицийском сражении. Жоффр мгновенно использовал ослабление сил противника и приказал 6-й французской армии перейти с рассветом 7 сентября в самое решительное наступление на немецкие позиции. Яростное наступление французов опять вылилось в жестокое встречное сражение у горы Сезан, и в этом бою французская артиллерия подавила немецкую артиллерию, причем, некоторые орудия выпустили в течение дня по несколько тысяч снарядов. Убийственный огонь артиллерии 9-й французской армии остановил наступление немецкого гвардейского корпуса[135]. Немцы были разбиты на голову и отброшены далеко назад от Фер-Шампенуаза, а в образовавшийся промежуток генерал Жоффр вводил свои последние резервы, и уже с открытых флангов и тыла громил соседние армии немцев. По счастливой случайности в этот же день комендант Парижа генерал Галиени, собрав несколько тысяч частных автомобилей, посадил на них 30 000 человек парижского гарнизона с 30 орудиями, и доставил их к месту боя у р. Урка в 60 километрах от Парижа. Так бывает только в войну, когда разумная патриотическая инициатива многих тысяч людей поддерживается верховной властью и этому всегда сопутствует удачливое провидение, и счастливое стечение обстоятельств. Этот отряд, свалившийся на немцев как бы с неба, ударил в тыл правофланговым корпусам 1-й армии немцев и навел там страшную панику. К вечеру 8 сентября положение немцев совершенно изменилось. На фронте, протяженностью в 100 километров, они были разбиты и отброшены назад. В следующие два дня французы и англичане настойчиво атаковали немцев, не давая им времени для закрепления на новых рубежах.

В битве на Марне произошел крах планов Германии разгромить французскую армию, используя неожиданность удара немецких войск через Бельгию и перед немецким командованием замаячил призрак затяжной войны, исход которой теперь никто не решался предсказать. Уже перед Марнским сражением стратегический план германского командования висел на волоске. 9 сентября руководитель германской Ставки фельдмаршал Мольтке констатировал в своем дневнике: «Плохи дела… Такое обнадеживающее начало войны обернулось своей противоположностью. Мы вынуждены задыхаться в борьбе против Востока и Запада»[136].

Франция и ее армия не только выстояли в первом крупном сражении на Марне, но и победили в нем вместе с англичанами, показав немцам, что настоящая война только начинается и они готовы заплатить большую цену за победу, в которую верил каждый француз и англичанин. Германия, развязавшая войну, встала перед трагической дилеммой – вести ее сразу на двух фронтах: западном, где прочность французских и английских армий была уже опробована и не внушала немцам оптимизма, и восточном, где немцев ждал неразгаданный русский колосс под названием Россия.

Там тоже шла война, но ход ее был совсем иным, чем на западном фронте.

1 августа в Зимнем дворце состоялось красочное мероприятие с показом Николая II народу, во время которого отцом Василием был зачитан Манифест царя о войне. К тронному месту в Николаевском зале царя сопровождали министр двора граф Фредерикс, Обергофмаршал двора граф Бенкендорф, обер-церемониймейстер двора граф Штакельберг и другие видные прусские чиновники, по чьей воле Россия вступала на путь войны, противной ее духу и желаниям. После объявления манифеста Николай II затаился в дворцах Царского Села и многие дни и недели его не слышали и не видели. Ничего не сообщали о войне и центральные газеты; она была далеко и от народа ее утаивали. Манифестации отдельных групп населения в поддержку войны могли вылиться в монолитное единство власти и народа для поддержки воюющей армии, но их повсюду не разрешали проводить. Правда, небольшие манифестации в поддержку войны прошли в Одессе, Киеве и Тифлисе под руководством губернаторов, но они были не многочисленны и не отражали настроения народа. Правительство Горемыкина не поддерживало эти манифестации и официально обращалось к населению с призывом соблюдать «спокойствие и сдержанность и избегать проявлений возбужденного народного чувства, которые могут только осложнить создавшееся положение»[137].

5 августа Санкт-Петербургский губернатор шталмейстер граф Адлерберг запретил проводить их в столице империи под предлогом, что «все лица, объятые горячим желанием служить Родине, должны искать применение своих сил в плодотворном труде, как на пользу войскам, так и семьям воинов, призванных под знамена от своего домашнего очага, манифестации же, свидетельствующие о том, что их участникам нечего делать, более допущены не будут»