Уинстэнли - [8]
ГОДЫ БЕДСТВИИ
В ноябре 1638 года Генеральная ассамблея Шотландии отменила власть епископов в стране и ввела пресвитерианский церковный строй. Вместо епископов во главе церковных общин встали теперь пресвитеры, избранные из почтенных, богатых граждан. Кальвинизм в стране утвердился окончательно. А в феврале следующего, 1639 года шотландская армия перешла границу и вторглась в Англию. Английские пуритане ликовали: они получили могучую поддержку от северного соседа. Карл поспешно собрал войско, но в первых же стычках с противником оно было наголову разбито. Без регулярной армии Стюарт не сумеет подавить непокорных.
Но для создания армии нужны деньги. Начался нажим на лондонских банкиров, Карл даже попробовал конфисковать у них золото и серебро. Они возмутились настолько решительно, что ему пришлось вернуть их сокровища обратно. Увещевания и угрозы покорителя Ирландии Уэнтворта — в 1640 году он получил титул графа Страффорда — не помогли: финансисты Сити отказались выдать ему требуемые суммы. Пуритане в графствах саботировали уплату налогов для войны против единоверцев. Карл пытался занять денег у Испании, у иезуитских купцов и даже у папы римского — тщетно.
И весной 1640 года наконец созывается парламент. Долгие годы произвола и тирании позади: в Вестминстер, старинные здания, отведенные для парламентских сессий, снова съезжаются народные представители. Лондонские подмастерья и хозяева мелких лавочек из уст в уста передают слова вождя оппозиции Джона Пима: «Опасность шотландского вторжения — менее грозная опасность, чем произвольное правление в стране. Первая находится далеко, а та опасность, о которой я буду говорить, находится здесь, дома!»
Парламент, вошедший в историю под названием Короткого, за три недели своего существования успел резко осудить политику короля и начать переговоры с шотландцами. 5 мая он был распущен, и молодой торговец Уинстэнли, возможно, вышел на следующий день вместе с возмущенным лондонским людом на площадь перед дворцом ненавистного Лода. В толпе раздавались выкрики: «Долой епископов! Долой церковные суды!» Потом королевские стражники стали разгонять народ, хватать зачинщиков; многих потащили в тюрьму.
Брожение шло по всей Англии, оно нарастало; английское войско вторично потерпело поражение от шотландцев, и те заняли север страны; местные жители, большинство из которых были пуританами, не оказали им сопротивления. Карла забрасывали петициями джентри из графств, наиболее разумные из пэров, горожане столицы и многочисленных местечек. Бунтовали крестьяне, разрушая вновь возведенные изгороди, продолжались волнения среди лондонских ремесленников. И осенью 1640 года король сдается: он вторично созывает парламент — Долгий парламент, как назовут его после в народе.
Все это время Уинстэнли, скромный лавочник с Олд Джури, улицы близ собора святого Павла, торговал готовым платьем. Он по-прежнему аккуратно развешивал и раскладывал по полкам дублеты и рубашки, панталоны и юбки. По вечерам, вздыхая, считал выручку, и печальная усмешка кривила его губы: доход с каждой неделей падал. А ему следовало заботиться о семье: раз ты женился, значит, отвечаешь не только за себя, но и за жену, и за будущее потомство. Он стал беспокойно спать; страх разорения заставлял просыпаться по ночам, ворочаться в постели, без конца пересчитывая: дебет — кредит, прибыль — убыток…
Позднее он сурово осудит себя за такое существование: «Прежде моя жизнь и радости, — скажет он, — были ограничены земными благами — богатством, друзьями, самодовольством, моей гордыней, жадностью и удовлетворением плотских желаний». Но и тогда уже, в первые годы торговой деятельности, смутное недовольство охватывает его. Постоянная тревога вызывает раздражение, проявляется подчас «в горьких словах и речах, в угнетении духа и беспокоит близких, которые называют это безумием или помрачением рассудка». Нет, не были безмятежными и счастливыми первые годы жизни с молодой женой в новом доме. Не было покоя ни внутри этого дома, ни в душах его обитателей, ни вне его…
Джерард, конечно, интересовался ходом дел в парламенте; каждый день приносил новые вести. Лидеры оппозиции требовали освобождения из тюрем пуритан Принна, Баствика, Бертона — тех самых, за распространение чьих трактатов бичевали и выставляли к позорному столбу подмастерье Лилберна. Пим в громовых речах обвинял короля в произволе, в незаконных арестах и поборах, в нарушении прав парламента, в искажении истинной религии. Провинциальный сквайр Оливер Кромвель требовал свободы Лилберну. По настоянию парламента Баствик, Принн и Бертон были выпущены на свободу, и Уинстэнли, вероятно, вместе с другими лондонцами радостно встречал изможденных, покалеченных палачом узников.
