Уильям и Кейт. Love story - [26]

Этому древнему учебному заведению предстояло стать основным местом пребывания Уильяма на следующие четыре года. Если он и волновался, думая о том, что готовит ему судьба, внешне он старался этого не показывать.

За несколько недель до прибытия принца Лэнг выступил с речью, призывавшей к осмотрительности. Он попросил журналистов уважать желания принца и других студентов и позволить им заниматься своими делами в спокойной обстановке, без постоянных вторжений и надоеданий. Тем не менее за дверьми своего обшитого дубовыми панелями кабинета Лэнг, несомненно, радовался тому, что выбор принца Уильяма пробудил интерес общественности к его заведению.

Вообще-то Сент-Эндрюсский университет нельзя назвать неизвестным, тем более что это древнейший шотландский университет. Вся история этого городка на побережье в окружении полей для гольфа неразрывно связана с учеными традициями. Но после официального объявления о решении Уильяма количество заявлений о поступлении в университет увеличилось на сорок четыре процента, а наиболее расторопные журналисты поспешили написать о том, что некоторые студентки уже заказывают себе подвенечные платья в ожидании прибытия принца.

Принц Уильям выглядел как самый настоящий студент во всех отношениях, и это разительно отличалось от того времени, когда за тридцать четыре года до этого в университет поступал его отец. Чарльз тоже прибыл на автомобиле, но на этом сходство и заканчивалось. Он прибыл в кембриджский Тринити-колледж летом 1967 года, в так называемое Лето любви, на гребне психоделической волны. Все вокруг только и говорили о «власти цветов»; повсюду расхаживали хиппи, распространяя аромат экзотических благовоний. Тем не менее модные увлечения молодежи никак не сказались на внешнем виде Чарльза. В свои восемнадцать лет он выглядел на все сорок: прямой как доска, в безупречно сшитом костюме. Точно в таком же виде он мог прибыть и на собеседование о приеме на работу в лондонском Сити.

Но Чарльз никогда и не стремился к тому, чтобы вести «нормальный образ жизни», как это понимают его сыновья. Он всегда знал, что отличается от всех остальных, и это его не беспокоило. Уильям же мечтал об обычной жизни (пусть и в несколько привилегированном варианте), к которой он уже немного прикоснулся в детские годы. Поэтому он не хотел сильно выделяться на фоне других студентов. Отчасти этим объясняется его желание поступать именно в Сент-Эндрюсский университет.

Именно поэтому молодого принца особенно раздражали рассуждения о том, что он выбрал Сент-Эндрюс, где в первый год собирался изучать историю искусств, географию и антропологию, только в знак протеста против королевского семейства. Уильям попросил дворцовых советников опровергать все слухи о том, что старшие члены семейства настаивали на том, чтобы он выбрал один из колледжей Оксфорда или Кембриджа. Семейство, утверждали официальные источники, было «весьма заинтриговано» выбором Уильяма и его отходом от традиций, тем более что это означало укрепление связей монархии с Шотландией.

Уильям выбрал время, чтобы объяснить свой выбор в интервью, данном им за день до зачисления. Как он сам сказал, Эдинбург он вычеркнул из списка, потому что это слишком большой и беспокойный город. «Я люблю Шотландию, — продолжал Уильям. — Там просторно. Я люблю холмы и горы, и мне кажется, что в Сент-Эндрюсе силен настоящий сельский дух. Я никогда не жил у моря, так что надо же когда-нибудь попробовать. Надеюсь, там я познакомлюсь с хорошими людьми. Мне неважно, какого они происхождения».

Я уверен, что принц, как истинный сторонник равноправия, действительно говорил то, что думал, хотя и выбрал университет с самым высоким процентным соотношением студентов, прошедших частную подготовку.

Как бы Уильяму ни хотелось, чтобы его прибытие осталось незамеченным, все же его статус неизбежно требовал некоторых уступок. Он приехал на неделю позже после начала учебного года, решив пропустить «неделю новичков» — семь дней, когда новички только начинают привыкать к студенческой жизни и им разрешается не посещать занятия. Заодно он пропустил и шумные вечеринки с чрезмерным употреблением спиртного, которые обычно сопровождают эту неделю. Ему не хотелось, чтобы его отождествляли с такими эксцессами. «И это нечестно по отношению к другим студентам, — добавил он. — Кроме того, я думаю, что если и познакомлюсь с кем-нибудь на этих вечеринках, то через неделю, протрезвев, мы все равно перестанем быть друзьями. А так я получаю дополнительную неделю отдыха».

Это была хорошо отрепетированная речь, написанная специалистами по связям с общественностью из королевского дворца, с позитивным и оптимистичным настроем. Уильям произнес ее как надо, но не мог скрыть неизбежного напряжения, которому предстояло стать характерной чертой его студенческой жизни. Для большинства студентов «неделя новичка» — всего лишь повод беззаботно подурачиться, хотя о некоторых подробностях они впоследствии могут и пожалеть. Если где-нибудь всплывут фотографии, запечатлевшие неподобающее поведение, или дадут о себе знать сомнительные новые знакомства, то начинающим свою карьеру интеллектуалам это грозит разве что порицанием на собрании колледжа или гневом со стороны декана. Но как будущий король, пусть и желающий прикоснуться к «нормальной жизни», может посещать бары и шумные студенческие вечеринки без публичного обсуждения каждого его шага и без дискуссий, достойных рассмотрения в кабинете министров? Тогда как другие студенты беспокоились разве что о том, как бы власти колледжа не сообщили об их выходках родителям, Уильяму грозило порицание со стороны всей нации, перейди его веселье разумные границы. Он был обязан проявлять сдержанность и не терять бдительности при установлении новых знакомств.