Уилки Коллинз - [16]

Все это достаточно увлекательно, чтобы удержать внимание читателя, есть чудесные фрагменты с описаниями мест и событий, венчают которые впечатляюще жуткое Пиршество Голода и яркая апокалипсическая сцена в языческом храме, напоминающая полотна Джона Мартина. Коллинз писал Бентли, что стремился «сделать заключительную часть истории ее лучшей частью». В этом он преуспел. И хотя «Антонина» во многом построена на дешевых эффектах, молодой автор сумел исполнить их блестяще, продемонстрировав отличные технические возможности, что необычно для романа начинающего писателя; здесь нет стилевого разнобоя, нет нелепостей или шаблонных элементов, напротив, все чисто по тону и ясно написано, и такую манеру Коллинз сохранит навсегда.

В романе был и серьезный современный оттенок. Лондон и тогда уже сравнивали с имперским Римом, склонным к распаду и разложению. Город стал одним из крупнейших в мире. Очевидно, что Коллинз инстинктивно сочувствует бедным и отверженным людям Рима. Один из римлян, измученных раздражающим поведением правящих городом аристократов, призывает готов «от имени тысяч страждущих от тех же невзгод — “войдите в наши врата! Сравняйте с землей наши дворцы! Загубите всех нас в единой бойне — жертв и тиранов!”». Коллинз вступает в дискуссию об «условиях английского вопроса», поднятого шестью годами ранее Томасом Карлейлем, который писал: «Сложилось широко распространенное мнение, что положение и настроение рабочих классов в настоящее время являются весьма зловещими». К теме социальной справедливости Коллинз будет возвращаться и впредь.

Буквально за пару дней до выхода в свет «Антонины» он делает еще один шаг в сторону мира театра. Он переводит французскую мелодраму «Придворная дуэль» и адаптирует ее для сцены, передавая права Театру мисс Келли на Дин-стрит в Сохо. Премьера с его братом Чарльзом Коллинзом в главной роли состоялась в конце февраля 1850 года, постановку спонсировал Фонд женской эмиграции, благотворительная организация, помогавшая бедным женщинам обустроиться в колониях. Это первая попытка Коллинза создать драматическое произведение и первый опыт работы с профессиональным театром — или, по крайней мере, полупрофессиональным. В глубине сердца Коллинз всегда считал себя драматургом.

6. Новые времена

Успех «Антонины» означал, что литературная карьера Коллинза стала реальностью. Он был теперь не просто юношей, существующим на средства матери, а начинающим романистом, и перед ним простирался весь Лондон. Однако он стремился расширить границы своего творчества. А потому летом того же года отправился в пешее путешествие по Корнуоллу в поисках живописных мест. Его спутником стал молодой художник из Королевской академии Генри Брэндлинг, и намерения у них были практические, а не авантюрные. В те времена возникла мода на легкомысленные дневники путешествии — с текстом и иллюстрациями; большая часть Британских островов была уже «охвачена», а вот Корнуолл оставался не запечатленным в этом жанре. Графство казалось привлекательным еще и тем, что пока избегало свирепых челюстей железнодорожных сетей, а потому сохраняло относительно неиспорченный традиционный ландшафт. Книга, которую планировал Коллинз, должна была называться «Странствия вдали от железных дорог».

Путешественники доехали поездом до Плимута, а затем с рюкзаками за спиной отправились дальше. Их по ошибке принимали за коробейников или за картографов, что прокладывали будущие направления для железной дороги (на самом деле картографы появились в графстве лишь годом позже), однако местные жители приветствовали путников сердечно, в тех краях не привыкли еще к «иноземцам» и «чужакам». Коллинз удивлялся и радовался тому, что видел, делая обширные записи в дневнике. «Скалы напоминают пирамиды — скалы, словно припавшие к земле львы… скалы, пронизанные могучими и теряющимися в глубине пещерами». «Сардины по пенни за дюжину». «Отдаленный глухой шум становится слабо различимым — это долгий басовитый загадочный стон, неизменный, его не только слышишь, но буквально чувствуешь всем телом…» «Никто не умирает в Корнуолле от голода, хотя 5 % населения области Пензанс мигрировало в Новую Зеландию или Австралию». «Вдали, в океане, по воде пролегает проблеск пламени». «Жители Лоо некогда избавились от нашествия крыс за счет того, что готовили и ели их с луком».

Коллинз представляется в уже знакомой роли злополучного путника, маленького человека посреди огромного графства. Когда он спускался в медную шахту в Боталлаке, за ним взялся присматривать проводник. «Позвольте мне провести вас лишь до предела, который я сам выберу, — сказал он, — и вы будете в полной безопасности».

Коллинз писал книгу в кабинете дома 17 по Ганновер-террас, рядом с Риджентс-парком, куда переехала во время его путешествия Хэрриет Коллинз. Здесь он прожил следующие шесть лет — в большом и просторном здании, в районе, где, как считалось, был здоровый воздух. О размерах дома можно судить по тому факту, что в 1852 году семья смогла устроить прием с танцами для семидесяти гостей. Коллинзы часто приглашали друзей на званые ужины. Холман Хант вспоминал: «Ничто не могло превзойти веселье этих маленьких приемов. Примечательно, что миссис Коллинз редко предпочитала покинуть нашу компанию из-за того, что мы курили после ужина. Мы все усердно трудились, а потом наслаждались обществом друг друга и вели разговоры, только если были в состоянии». Милле считал Ганновер-террас, 17, своим вторым домом. Именно сюда Уилки Коллинз пригласил самого знаменитого романиста в мире.