Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины - [25]

10.00. Она кладет зассанное постельное белье в стиральную машину. Снимает то, что высохло со вчерашнего дня, и гладит его.

10.30. Она готовит обед для Лины. Овощи, мясо, морковка, рыба. Все это с помощью миксера превращает в жидкую кашицу. Для Лучо накрывает стол в кухне. На обед каждый день должна быть закуска и одно блюдо. Закуска — спагетти или ризотто, горячее блюдо — цыпленок и пюре. Кабачки должны быть почти подгоревшими, иначе он не будет их есть. И кабачки тоже должны быть на обед. Каждый день.

12.30. Обед. Лучо в пижаме. Дрожит. Расспрашивает. Почему Лина привязана? Достаточно ли она съела? А выпила? Весь трясется. Она оставляет его в кухне. Он ест самостоятельно. Она идет к Лине. Снова чайная ложечка. Снова полуоткрытый рот, который при виде ложки Лика старается закрыть. Она пытается запихнуть в узкую щель между губами хоть немного рыбы, овощей и моркови. Лина опять по уши обоссалась. Она отмечает в ежедневнике, сколько ложек проглотила Лина. Сколько жидкости выпила. Это для домашнего доктора.

13.30. Она моет Лину с головы до пят. В вене у Лины игла от капельницы. Лина сопротивляется. Она ее одевает. Поднимает из кровати. Лина тяжелая, когда вот так висит на ее руках. Как камень. Она относит ее в кресло. Лучо рядом, он несет штатив с капельницей. Она привязывает Лину к креслу. Свободная рука Лины должна быть под контролем, чтобы она не вырвала трубочку капельницы. Меняет постельное белье. Зассанные простыни сует в стиральную машину. Моет посуду, убирается в комнате, гладит белье…

15.30. Перетаскивает Лину в чистую и сухую кровать. Лучо несет штатив. Лина сопротивляется. Она тяжелая как камень. Не хочет в кровать. Она привязывает ее к кровати и подключает к капельнице вторую бутылку. В вену Лины течет вода и глюкоза. Лучо сейчас лежит рядом с Линой. Держит ее за руку, за ту, что свободна, ласково воркует: «Знаешь, кто я такой? Я Лучо. Твой муж…» Лучо однажды настоял, чтобы Лину отвезли в больницу, потому что врачу показалось, что у нее что-то не так с маткой. В больнице Лучо потребовал осмотра у самого лучшего гинеколога. К счастью, рак у дорогой Лины не обнаружили. Их дочка навещает стариков два раза в неделю. По дороге к парикмахеру. Лучо гладит волосы Лины. Она гладит белье. Гладит.

17.30. Приходит медбрат. Отключает капельницу. Накладывает на руку повязку, но дыра в вене остается.

18.00. Ужин. Да. Лекарства Она дает им на протяжении всего дня. Ужин. Лина плюется фруктовым пюре. Чайной ложечкой Она собирает пюре вокруг маленького рта и запихивает его обратно, в отверстие. После еды Она ее переодевает. Лина обоссалась до самых ушей. Снимает постельное белье. Лучо ужинает на кухне. Рыбу, очищенную от костей, овощи, фруктовое пюре. Да. Раз в два дня Она дает Лине слабительное. И как бы это сказать… Лина после этого какается несколько раз в день, до самых ушей. Или обсирается несколько раз в день до самых ушей. Или… Короче, ясно. Вы меня поняли. В такие дни, когда Лина какает, или срет, или назовите это как вам угодно, Она постоянно меняет постельное белье, стирает, сушит в сушилке и гладит.

20.30. Лина в кровати, готова ко сну. Одну таблетку она выпила в двадцать часов. И сейчас ей нельзя позволять заснуть.

21.00. Лина глотает последние таблетки. Измельченные, в ложечке. Лучо лежит рядом с Линой. Не спит.

22.00. Лучо глотает свои последние таблетки. Она моет посуду. Курит на террасе. Гладит. Развешивает выстиранное белье. Курит на террасе.

23.00. Она принимает душ. Ложится в кровать. Думаете, тут же засыпает, потому что устала как собака? Ничего подобного. Без своих таблеток Она бы вообще не заснула.

24.00. Она глотает снотворное.

00.30. Засыпает.

Она зарабатывает восемьдесят три тысячи лир в день. Имеет право на четыре свободных часа в неделю. Не возмущается. Русские и польки стоят в два раза дешевле. Кто такая эта «Она»? Она — это Нелла. Та самая Нелла, которая нам пустила «Унесенных» с видеокассеты. Справедливость существует! Знаете, нельзя издеваться над людьми!

Жалко, что вы никогда не увидите Эллу. Мою лучшую подругу. Она моложе меня на двенадцать лет. Сейчас ей, может быть, сорок, или тридцать восемь, или тридцать шесть. Помните, как мы с ней сидели в маленькой кофейне рядом с той церковью… Когда пес облизывал сахарницы? Да. Тогда ей еще не было тридцати. Элла высокая, я бы сказала, длинная женщина. Может быть, метр восемьдесят. Шестьдесят два или три килограмма. Волосы светло-каштановые. Густые. До плеч. Прямые. Чаще всего она носит хвост. Хорошо помню, как она выглядела тогда, когда тот пес, когда мы с ней сидели в кофейне рядом с маленькой церковью… Глаза ее были за практически черными очками, лицо — бледное, белое, без макияжа — смотрело на меня, а розовые губы — без помады, довольно полные — то открывались, то закрывались, то открывались… И снова закрывались. Не надо издеваться. А я смотрела на белые, ровные, крупные зубы. У нее высокие скулы. Элла красавица. Я не говорю — сказать такое было бы свинством, но мне приятно, что Борис вылизал Мирьяну в холодной ночи. Элла моя подруга. Но когда я смотрела на Эллу, когда я смотрела на ее красивые губы и зубы, ее собственные зубы, без всяких там коронок, и вспоминала собственные зубы под коронками, мне было очень приятно, что все происходит не по правилам. Что красота не дает никакой гарантии, не является страховкой. Можно быть хорошенькой, как котенок в плетеной корзине или как глаз бегемота, а это самое красивое, что я в жизни видела, — глаз бегемота. Вы не понимаете, о чем я говорю? Вы когда-нибудь смотрели внимательно в глаза бегемоту? Жаль. Короче, я просто хочу сказать: ты можешь быть красива, как глаз бегемота, а твой муж все равно потянется языком в сторону чужой пизды. Прекрасное чувство. Прекрасное! Элла тогда, в кофейне, когда тот пес облизывал сахарницы, а она мне рассказывала, как Борис лизал Мирьяну, похлопала меня по плечу: