Угол атаки - [2]

И вот однажды Дина заболела и не пришла в школу. Не появилась она и вечером, на занятиях в химкружке. Я, как обычно, устроилс за последним столом. Рядом со мной оказался Витька. Химия его не интересовала, в кружок он записался потому, что дома его заставляли играть на виолончели. Витька все время таскал с собой книги «про шпионов» и считалс авторитетом в этой области. На этот раз он тоже читал какую-то книжку и громко сопел от переживаний. Я послушал, как он сопит, и перебрался вперед. Николай Борисович, химик, рассказывал о красках. Я тогда скептически относилс к Николаю Борисовичу, уж очень он отличался от нашего капитана и летчика из планерного. Николай Борисович был похож на повара: круглый, в белом халате и белой шапочке, прикрывающий блестящую лысину. Мы называли его Колбой, это получилось от сокращения и соединения «Коля» и «Боря». Так вот, в тот вечер Колба рассказывал о красках. Почему красная краска имеет красный цвет, а синяя синий. Какие краски были во времена Рамзеса Второго. Как Леонардо да Винчи искал новые краски для своих картин. Как живут краски и почему они стареют. Как синтезировать индиго и что такое акварельные краски, темпера, гуашь… Об этом было полезно послушать, потому, что я на собственном опыте знал, что морское дело наполовину состоит из чистки, мойки и окраски. Мы постоянно драили, красили и перекрашивали «Партизана», учебный пароход Детюнфлотилии, шпаклевали и красили швертботы в яхтклубе, а стометровый пирс яхтклуба мы красили дважды в год.

Колба рассказывал как-то странно. Казалось, он говорит сам с собой. На нас он не смотрел. Иногда он замолкал или бормотал что-то непонятное. Иногда спорил сам с собой. Опыты он тоже показывал сам себе и веселился, когда все получалось как надо. Потом он все-таки вспомнил о нас, раздал пробирки, реактивы и начал объяснять, что сейчас из этих веществ каждый получит какую-нибудь яркую краску. Мне достались оранжевые кристаллы двухромовикислого аммония. Они красиво сгорели, разбрасывая искры, и получилась зеленая окись хрома. На этом я остановился, потому, что не было никакого смысла переводить окись хрома в краску: из окиси хрома можно было сделать потрясающую мастику, я видел ее у нашего боцмана, такой мастикой удавалось за пять минут надраить до зеркального блеска бляху на ремне.

Химия мне понравилась. Я почувствовал, что моряку полезно ее знать. Скажем, кораблекрушение — и ты на необитаемом острове. Химия поможет сделать из всякой чепухи то, что нужно. Например, взрывчатку.

Когда через две недели появилась Дина, я отнесс к этому совершенно безразлично. Я сидел возле Колбы и старательно ловил каждое его слово. Дина перестала со мной разговаривать, домой ее провожал Яшка. Это нисколько не отразилось на моем отношении к химии. Теперь вместе с «Основами морской практики» я таскал в портфеле «Занимательную химию» Рюмина.

Химия, как говорил М. В. Ломоносов, далеко простирает свои руки в дела человеческие. М. В. был прав, я в этом убедился. Чтобы разобраться в химии, нужно знать физику, а чтобы знать физику, нужно знать математику, надо вкалывать. Я теперь подолгу готовил уроки, дома это вызвало переполох, потому что раньше я все делал за полчаса: что-то быстренько прочитаешь, что-то на ходу спишешь у Яшки. У меня не хватало времени, стал подниматься на час раньше, чтобы на свежую голову порешать задачки, и мама, окончательно перепугавшись, повела меня к известному в городе детскому доктору Клупту. Старенький Клупт долго выслушивал и выстукивал меня, разглядывал мой язык и вздыхал. Потом он сказал: «Сложный случай. Приведите-ка его еще раз. Попозже…» Мама, побледнев, спросила: «Когда?» Клупт пожал плечами: «Лет эдак через сорок. Или пятьдесят». Седьмой класс я кончил почти без троек. Летом химкружок не работал, я целыми днями пропадал на «Партизане», а по вечерам читал «Химию для всех» Партингтона.

В сентябре, на первом же занятии, Колба объявил, что предстоит всесоюзная олимпиада детского технического творчества, и мы должны подготовить действующие модели химических заводов — солянокислотного, сернокислого и так далее. На следующий день Сергей Андреевич тоже сказал насчет олимпиады: нужны, мол, модели кораблей.

Я понял, что горю: сработать одновременно две модели просто невозможно. Однажды я делал модель тральщика, это потребовало уйму времени. И потом что это такое — модель солянокислотного завода? Обыкновенна установка для получения соляной кислоты — как в школьном учебнике: пробирки, спиртовки, трубки. Только все это прикрыто фанерными коробками, изображающими заводские помещения. Ничего вдохновляющего. К тому же мастерские одни для всех кружков, так что я погорю совершенно обязательно.

И вот тут у меня появилась гениальная идея. Как все гениальное, она была проста, эта идея. Точнее — казалась простой. Я даже не подозревал, как потом все усложнится…

Идея заключалась в том, чтобы вместо двух моделей сделать одну. Катер с химическим двигателем. Сергей Андреевич будет доволен, ведь катер — морская модель. А Колба тоже ничего не сможет возразить, поскольку вся начинка у катера будет химическая. И вообще мое незаконное пребывание в двух кружках станет законным и даже необходимым.