Уфимская литературная критика. Выпуск 4 - [23]

Битов

Председатель жюри этого года был личностью известной. Андрей Битов – из тех редких «классиков», ещё относимых к среднему возрасту.

И всё-таки я не сразу его узнал – хотя, вероятно, хрестоматийные его фото относятся к шестидесятым-семидесятым, в этом всё дело. Нынешний Битов выглядел не очень молодым и всё-таки не очень здоровым.

На фуршете я счёл нужным подойти к Андрею Георгиевичу. Он отнёсся ко мне с интересом и благожелательно очень.

– Сколько тебе лет, напомни?

– Двадцать один.

– Хорошо, что вовремя, – выдал Битов сакраментальную фразу, похлопав меня по плечу.

Ещё он сказал такое: в его жизни был такой период, что он долго ничего не читал вообще. Согласившись возглавить жюри, он вынужден был (не по разу) прочитать сразу три десятка повестей (лонг-лист), так что премия Белкина стала для него своего рода возвращением в литературу.

Лиснянская

Перед началом фуршета меня отозвала в сторону М. В. Сотникова из журнала «Знамя» – надо было уладить формальности, решить вопрос с оплатой билетов.

– Чем вы ехали? Самолётом? Поездом?

Едва я раскрыл рот, чтобы гордо признаться в плацкарте, рядом раздалось энергичное:

– «Стопом»! «Стопом»!

Пожилая дама. Трудно было заподозрить её в таком знании молодёжной жизни и терминов. Но оказалось, прочитала мою повесть. Отвесила комплименты. Мимоходом как-то представилась:

– Инна Лиснянская, поэт.

Я обалдел! Стихи Лиснянской я ещё в школе читал, а из нынешних поэтов-«новомирцев» она, пожалуй, старейшая (не про возраст!) и почётнейшая. Для меня её слова о «Бледном городе» стали большой честью.

Рыжий, покойный

Знакомства были и вовсе неожиданные. Некая девушка, например, подошла разделить моё мнение о заумностях речей финалистов. Была она со спутником-бардом, который представился сам и представил её:

– Ирина. Жена Бориса Рыжего. Был такой поэт…

– Вряд ли вы слышали. Прозаики редко читают поэтов, – добавила Ирина.

Тут я обалдел повторно, поскольку о Рыжем, разумеется, слышал, и немало. Культовая фигура в современной поэзии, рано сгоревший русский гений (молодой поэт из Екатеринбурга, покончил жизнь самоубийством в 27 лет). Признания-то он и при жизни добился, но, как часто это бывает (увы), коронует у нас только смерть. Мёртвых любят гораздо больше. Так надёжнее. Рыжего сразу полюбили с утроенной силой…

Ирина далека от литературной тусовки. Здесь она оказалась совсем случайно – на церемонии в частности и в Москве вообще. Видно, что никакая публичность вдове Рыжего не свойственна. Мне показалось даже, что она вообще нетвёрдо знает о том, на какую высоту вознесён её муж в московских журналах-кругах-издательствах:

– Вы что, правда о нём знаете? И читали его стихи? Скажите, только честно – вам понравилось?..

Мы очень хорошо пообщались остаток вечера.

О названных и неназванных – очень коротко

Наверняка большинство из читающих эти строки недоумевают, ибо никогда не слышали ни о Лиснянской, ни о Рыжем. Жалко. И дело не именно в этих фамилиях. Дело в том, что о современной литературе (о современной! Иосиф Бродский умер давно!) у нас знают чудовищно мало. И не литература в этом виновата, хуже она не стала. Что-то сильно разладилось в нашей жизни.

Уфимская традиция

…На церемонии, когда я садился на место, сражаясь с букетом и дипломом, слово взяла координатор премии – Наталья Иванова, зам редактора журнала «Знамя» – и неожиданно напомнила о другом финалисте, двухлетней давности. Напомним и мы, что тогда уфимский прозаик Юрий Горюхин тоже попал в шорт-лист премии Белкина с повестью «Встречное движение», выдвинутой журналом «Бельские просторы».

Иванова сказала о том, что провинциальные прозаики – увы! – не очень часто попадают в финал премии, и в этом отношении Уфа стоит особняком, потому что уже второй её представитель поднимается на эту сцену. Наталья Борисовна предположила, что речь идёт о некой (условно) уфимской школе, хорошей традиции, – и она не прервётся, нужно надеяться, что новые и новые уфимцы будут покорять олимп «Повесть года». (А кто-то из них и получит, наконец, саму премию!)

Очень хочется верить, – да нет, почему, я и верю без сослагательных наклонений, – что так оно и будет.

Андрей Немзер [6] «Четко организованное безрыбье»

…Где нет оснований для жанровых претензий, так это в случае Савельева. «Бледный город» – и впрямь повесть. Точнее, ее устойчивая разновидность – «повесть из “Юности”». Корректный критик написал бы – «молодежная». Сам Савельев в подзаголовке указывает – «повесть про автостоп». Пишут такие повести на языке родных осин лет, эдак, пятьдесят (на языке чужих секвой начали еще раньше). Пишут, стараясь схватить и встроить в текст летучие новейшие словечки и выдать их за знаки смысловой – поколенческой – новизны. Если в порядке эксперимента вычистить эти назойливые и стандартные «знаки времени» вкупе с приметами места (Савельев пытается убедить читателя, что действие происходит в его родной Уфе), читатель окажется в заветной «нигдейе». И не потому, что злой волей глобалистов наконец-то Москва, Калуга, Лос-АнджелОс объединились в один колхоз, а потому что авторы «повестей из “Юности”» (старшие из них Савельеву в деды годятся) ни времени не видят, ни пространства. Иногда с годами это проходит – буду только рад, если двадцатидвухлетний Савельев станет писателем. Как говорится, дарование приметно. Вольно организаторам всенародной забавы «Фабрика звезд» (виноват, премии «Дебют») двигать своих протеже в журналы, которые вообще-то издаются для читателей, а не для формовки перспективной литераторской смены. Но белкинскую премию вроде бы для другого придумали? Хотя, коли по-политкорректному рассуждать, Савельев выбран логично: и по губернской квоте проходит, и по возрастной…