Уфимская литературная критика. Выпуск 1 - [9]

синих трико», а «старом синем трико» (это вам не брюки, штаны или колготы, леггенсы, лосины). «Постепенно начинал расстегиваться». Можно подумать, что человек расстегивался (словно киборг или манекен), а если он расстегивал, то, что именно – воротник или ширинку? «А в голове застревала необузданная орда». В голове могут застрять мысли, а не «необузданная орда» (необузданными бывают желания и нравы). «О чем Борисоглебский у него уточнил». О «чем» спрашивают, а уточняют «что».

«Говяжьи ляжки». Ляжки бывают у людей (не в обиду ни кому будь сказано), а у парнокопытных – ноги и окорока. «Первая жена Гольдинера была из исключительно порядочной семьи простых тружеников и немного упрекала его за это». Получается, что жена упрекала мужа за то, что она происходит из порядочной семьи простых тружеников. Нужно быть внимательней при построении предложений.

К главе 7. Коряво: «немного удивившись от вида пустых рук Борисоглебского». Может быть: «слегка удивившись, что на сей раз сосед пришел с пустыми руками, без кота». «В его эллипсоидных зрачках». Эллипсоид, как известно – объемная фигура. Зрачки же могут быть круглыми, овальными, вытянутыми, вертикальными.

К главе 8. «Но вскоре алкоголь уладил людей». Алкоголь не улаживает, а сближает людей (и нередко валит их с ног). Уладить можно дело, но не делателя. Автор явно не в ладах с русским языком. «Цыганка…порекомендовала Борисоглебскому снять с себя порчу». Снять с него порчу, а не с себя (с цыганки). «Люда побежала на кухню смотреть горячее». Не объясняется сразу, конкретно, что за горячее – суп, мясная запеканка или может быть курица? Надеюсь, автор согласится с тем, что абсурдно спрашивать: «что у вас на горячее?»

К главе 9. Герой проснулся в своей новой квартире и «вспомнил, что он не дома». Как это он не дома? А где же еще? Он мог вспомнить, что находится не в своей прежней квартире. «Резко возвел на него глаза». Возводят очи, и притом не резко, а постепенно, медленно. Правильнее: вскинул. Очередной литературный перл: «пронаблюдал за его реакцией». Говорят: «проследил».

К главе 11. «Дымшиц переживал свою, так труднопредставляющуюся сейчас, молодость». «Переживать» – неправильно, молодость проводят или проживают. И что значит «трудно представляющуюся» (кстати, правильнее – представимую себе), у него, что – молодости быть не могло? «Люди бесшумно становились задними рядами». Были люди, а стали ряды. Люди, если вы не знаете, встают в ряды, а не становятся ими. «Ему даже не пришлось переодеваться в траур». Разве мужчины «переодеваются в траур»? Траур, как мы знаем, носят женщины по кому-либо, а у мужчин черный костюм (а уж тем более темная куртка) – это подчас повседневная одежда.

К главе 13. «Он проштудировал список». Проштудировать можно учебник, задание. Список же просматривают и изучают. «Благодаря прибавлению отягчающих и отниманию смягчающих обстоятельств». «Отнимание» – неологизм, нет такого слова в «великом и могучем». Можно сказать: вычитание или, в крайнем случае, отнятие.

Что ж, вот мы и приблизились к завершению нашего критического разбора рассказа О. Шевченко. Несмотря на многочисленные стилистические и смысловые погрешности, рассказ стоит того, чтобы его прочли: оригинальная тема, занимательное повествование, интересная концовка. Автору же самое что ни на есть благое пожелание: почаще заглядывайте в толковые словари русского языка. И не нужно торопиться. Даже гении правили свои творения десятки раз, прежде чем явить их на суд читателей, зрителей, слушателей.

Виктор Ханов «Литературный редукционизм или Бессилие творцов?»

Что важнее – сущность или существование? Для философа ответ однозначен – сущность определяет явление (а содержание – форму). Но и явление оказывает определенное влияние на сущность. Литераторы же интерпретируют этот фундаментальный вопрос, каждый по-своему. И порою рождаются на свет Божий поразительные художественные тексты-мутанты. Они забавны, они удивляют, в конце концов, они, бывает, вызывают фурор, но они бесплодны. Ибо суть бытия – в диалектике, во взаимном влиянии и сосуществовании двух, а не одного.

В рамках философского дискурса существуют бывшие весьма модными в XX веке понятия «экзистенция» и «трансценденция». Коротко и упрощенно, экзистенция – это наличное существование, трансценденция же – духовная сущность. Если перенести эти понятия на поле литературной деятельности (великой игры в слова), то можно заметить, что мировая литература по большей части экзистенциально-трансцендентального характера, то есть она имеет тенденцию изображать как непосредственное существование объектов, предметов и персонажей, так и психический мир, духовное переживание героев. Разумеется, существуют крайности, когда чудаковатые авторы-экспериментаторы описывают лишь духовный мир и эмоциональные проявления персонажей, либо наоборот исключают любую рефлексию и показ духовно-психических актов в тексте. На этой последней крайности следует остановиться подробнее, на примере творчества известного уфимского писателя Юрия Горюхина.

Его небесталанные и порою весьма любопытные произведения – голая экзистенция. Такое ощущение, автору претят любые самокопания и переживания рефлектирующих героев. Жизнь показана в своей «завораживающей» неприглядности, какова она есть на самом деле. Возможно, автор испытывает наслаждение, описывая никчемность бытия героев, отрицательные стороны обыденной жизни и неумолимое давление повседневного быта, либо же агрессивность и жестокость, присущие различным культурам (например, примитивно-туземной и якобы развитой европейской), в восприятии друг друга и столкновении этих культур. Одним словом, Горюхин режет правду-матку жизни. Совсем как у Есенина: «Да! есть горькая правда земли, Подсмотрел я ребячьим оком: Лижут в очередь кобели Истекающую суку соком».