Удивительные путешествия по реке времени - [58]
– Ты же знаешь, Лючия, – грустно сказал скульптор, – с некоторых пор я не гляжу на небо. Прощайте! Я останусь на холме – люблю смотреть на ночную Флоренцию.
Микеланджело ещё раз взглянул на гостей, виновато улыбнулся и пошёл на вершину холма, чуть сгорбившись по-стариковски шаркая ногами.
***
– Он всегда был очень одинок, – вздохнула бабушка Лючия, тяжело усаживаясь на диван в доме Василисы, – и при жизни и после смерти. Семьи так и не завёл, детишек не народил. Только и радости было – рубить свой мрамор.
– Бабушка Лючия, – тихонько спросила Васюшка, – почему Микеланджело не может смотреть на небо? Он сказал с некоторых пор…
– Грустная история, ребятки, – бабушка Лючия вытянула усталые ноги, – кто принесёт нам с бабушкой и мамой чая, тот услышит мой рассказ.
Алька, Васюшка и Рибаджо побежали выполнять просьбу бабушки Лючии. Вскоре дом наполнился ароматом жасминового чая и карамельно-сливочным запахом открытой коробки с печеньем.
– Ох, хорошо! – улыбались бабушки, прихлёбывая чаёк. – Ох, хорошо!
Когда Лючия допила седьмую чашку, она удовлетворённо откинулась на мягкие подушки дивана и сказала:
– Микеланджело не исполнилось и тридцати лет, когда ему заказали огромную по размерам роспись потолка Сикстинской капеллы.261 О! Это была титаническая 262работа. Простому художнику не под силу. Но Микелино не был простым художником, он был первым гением среди гениев. Время для него перестало существовать. Он знал: идёт зима, весна, наступило лето, но какой сегодня день или месяц Микелино не знал. Ему было всё равно. Важно, что он создавал красоту! Коротко спал, плохо ел, очень сильно мёрз. Однажды после трёх недель непрерывной работы Микелино решил, наконец, раздеться, лечь в постель, вытянуться, расправить усталые мышцы. То, что сапоги пришлось снять вместе с кожей – пустяки! Главное – большая часть потолка расписана, и впереди опять была работа. Вот, что было счастьем! Тревожило одно – работать приходилось стоя под потолком, резко запрокинув голову и выгнув назад шею. Шея затекала, немела, кровь переставала поступать в голову, голова начинала кружиться. Краска с потолка капала прямо в глаза. Он щурился, отчего глаза стали плохо видеть. Когда сил уже не было стоять, Микеланджело садился, но работу не прекращал. Что бы ни потерять равновесие он сильно сгибал ноги в коленях, прижимал их к животу, и так скукожившись продолжать писать. Микелино не останавливался не на минуту. Фреска 263сложное дело! Стену расписывают пока штукатурка мокрая, стоит ей высохнуть – всё пропало. Приходится сдирать подсохший слой и штукатурить вновь. Расписывать потолок капеллы, можно только подняв руки вверх. Руки немели, Микелино переставал их чувствовать. Тогда он опирался локтями в колени и всё равно продолжал работу.
– Бабушка! – воскликнул Алька. – Зачем он так себя мучил?
– Боялся опоздать, умереть, не закончив роспись капеллы. Микель не мог допустить, что бы работу передали другому художнику. Даже мысль об этом была для него мукой! А ещё он страшился сделать её плохо и не успеть переделать. Он не позволял себе быть хуже других. Но главным было все же не его страхи, а наслаждение, которое Микеланджело получал, видя результат. Это наслаждение гнало его вперёд и вперёд. Это наслаждение делало его счастливым. А какая получилась роспись! Миллионы людей прошли через капеллу, восторгаясь. Миллионы людей часами стоят, задрав голову, и любуются…
– Бабушка! Получается, он зря боялся, – не удержалась Василиса.
– Зря! – утвердительно кивнула бабушка Лючия. – Но он этого тогда не знал. Тогда он так сильно повредил зрение, что уже не мог прочесть ни строчки, не запрокидывая голову назад и не отставляя далеко от глаз письмо или книгу. Прошло много лет пока Микеланджело смог поправить своё здоровье, с этих-то пор он больше никогда не задирал голову и не смотрел на небо.
– И он не знает, что на небе горит звезда его имени? – недоуменно спросил Рибаджо.
– Я думаю, он догадался, когда увидел нас, – улыбнувшись, сказала бабушка Лючия. – Если мы все пятьсот лет помним его и знаем его скульптуры, значит, он велик!
– А то! – наконец-то смог вклинится в разговор Кешка. – Сколько же времени он так стоял, задрав голову?
– Зиму, весну, лето, осень и ещё часть зимы, – ответила бабушка Лючия.
– Класс! – взвизгнул Кешка и присел от удивления на свой хвост. – Класс!
– Как же это всё грустно, – покачала головой бабушка Василисы. – Неужто, и у Рафаэля такая грустная жизнь?!
Знакомство шестое. Рафаэль
Великий итальянский художник Рафаэль Санти.
– Как же это всё грустно, – покачала головой бабушка Василисы. – Неужто, и у Рафаэля такая грустная жизнь?!
– Отнюдь, Рафаэль был весёлым мальчиком, – бабушка Лючия хитро подмигнула глазом бабушке Василисы, – но я, старая перечница, не рискну рассказывать о нём сама…
– А как же, бабуль?! – удивился Рибаджо.
– Вам расскажет о нем, хороший знакомец, – Лючия сняла с книжной полки томик сказок Александра Сергеевича Пушкина, – вот он! Вы не против?
– Пушкин? – хором ахнули дети.
– Пушкин, Пушкин, весельчак и балагур, – бабушка Лючия подпрыгнула, получив удовольствие от собственной выдумки. – Ай да Лючия! Ай да молодец!
