Удивительные приключения личного секретаря мистера Сайдботэма - [8]

— Естественный вопрос. Это именно так. Как он может? Это абсурд, и я никак этого не пойму. Маркс знает как, но он ничего не говорит. Евреи знают больше нас. Что касается меня, у меня есть основания быть уверенным… Он остановился и прислушался.

— Тс-с! Он идет сюда, — добавил он, потирая руки, как бы от радости, и ерзая в кресле.

В коридоре послышались шаги, и когда они приблизились к двери, едва сдерживаемое возбуждение, похоже, на этот раз окончательно завладело Гарви. Не сводя глаз с двери, он стал хвататься обеими руками за скатерть. Опять на его лицо упала отвратительная тень, и оно стало диким, волчьим. Как сквозь маску, скрывавшую и в то же время достаточно тонкую, чтобы обличить прятавшегося за пей для нападения зверя, как сквозь маску прорывался странный образ животного-человека. Происшедшая ужасная перемена за несколько секунд изменяла черты его лица, начавшего терять свои контуры. Нос сделался плоским, широкие ноздри опустились к тонким губам. Лицо округлилось, пополнело и стало толстым и коротким. Глаза, на счастье Шортхауса, больше не смотрели в его глаза. Они кровожадно горели, как у дикого зверя. Руки обхватили тарелку, а затем вновь схватили скатерть.

— Сейчас будет мое блюдо, — сказал Гарви низким гортанным голосом.

Он дрожал. Его верхняя губа приподнялась, обнажив белые блестящие зубы.

Секундой позже открылась дверь, спешно вошел Маркс и поставил перед хозяином какое-то блюдо. Гарви привстал, протягивая к нему руки и ужасно скалясь. Его рот издавал звук, похожий на рычание животного. Стоявшее перед ним блюдо дымилось, но поднимавшийся от него запах выдавал то, что пар этот был рожден не огнем. Это было естественное тепло плоти, согретой жизнью, только что покинувшей ее. Лишь только это блюдо оказалось на столе, Гарви оттолкнул свою тарелку в сторону и подтащил его к себе. Затем он схватил мясо обеими руками и принялся, ворча, рвать его зубами. Шортхаус закрыл глаза, почувствовав тошноту. Когда он снова их открыл, губы и подбородок Гарви были в темно-малиновых пятнах. Человек преобразился. Пирующий тигр, изголодавшийся и жадный, но лишенный свойственного кошачьим изящества, вот что он наблюдал несколько минут, прикованный к стулу ужасом.

Маркс уже ушел, зная очевидно, на что ему не следует смотреть, и Шортхаус, наконец, понял, что сидит лицом к лицу с сумасшедшим.

Страшная трапеза была закончена в невероятно короткий срок. На блюде не осталось ничего, кроме быстро застывающей лужицы красной жидкости. Гарви тяжело откинулся на спинку стула и вздохнул. Его запачканное лицо, на которое теперь не падал свет лампы, стало принимать нормальный вид. Наконец, он взглянул на гостя и сказал обычным голосом.

— Я надеюсь, вы наелись.

Шортхаус встретил его взгляд с внутренним содроганием, которое совершенно невозможно было скрыть. На лице же Гарви он, однако, увидел подавленное, запуганное выражение, и не нашелся, что ответить.

— Маркс скоро будет там, — продолжил Гарви. — Он или подслушивает, или в пустоте.

— Он выбирает для этого какое-нибудь специальное время? — сумел спросить секретарь.

— Обычно он уходит после ужина, приблизительно в это время. Но он еще не ушел, — сказал он, пожимая плечами, — потому что, кажется, идет сюда.

Шортхаус подумал, не является ли пустота синонимом винного погреба, но ничем не выразил своих мыслей. Вошел Маркс с тазиком и полотенцем, и по спине секретаря вновь пробежал холодок, когда он увидел, как Гарви поднял лицо точно так же, как животное поднимает морду, чтобы ее вытерли.

— А сейчас, если вы готовы, мы выпьем в библиотеке кофе, — сказал он тоном джентльмена, обращающегося к гостям после званого обеда.

Шортхаус взял свой портфель, который он держал все это время между ног, и вышел в открытую для него хозяином дверь. Они бок о бок прошли через темную переднюю, и, к отвращению молодого человека, Гарви взял его под руку, приблизил свое лицо к его уху, так что тот почувствовал его теплое дыхание, и сказал низким голосом;

— Вы необычайно бережны со своим портфелем, мистер Шортхаус. В нем несомненно нечто большее, чем кипа бумаг.

— Одни бумаги, — ответил секретарь, чувствуя жар руки хозяина и страстно желая быть за сотню миль от этого дома и его мерзких обитателей.

— Вы уверены? — спросил хозяин дома с гнусным вызывающим смешком. Нет ли там мяса, свежего мяса — сырого мяса?

Секретарь как-то почувствовал, что при малейшем проявлении страха с его стороны эта тварь, ведущая его под руку, прыгнет и разорвет его.

— Ничего такого, — ответил он решительно, — в него не влезет даже обед для кота?

— Верно, — сказал Гарви с гадким вздохом, и Шортхаус почувствовал, как пальцы на его руке сжимаются, как бы ощупывая ее.

— Верно, он слишком мал, чтобы вместить что-нибудь стоящее. Как вы сказали, даже обед для кота. Шортхаус не смог подавить крик. Пальцы его сами собой разжались, и черный портфель громко шлепнулся на пол. Гарви тотчас же выпустил его руку и быстро повернулся. Но к секретарю внезапно вернулось самообладание, столь же внезапно, как и покинуло его, и он твердо встретил агрессивно горящий взгляд маньяка.