Удивительное рядом, или Тот самый, иной мир. Том 2 - [18]

Корнезар, самодовольно ухмыльнувшись, радостно пустился в объяснения:

– А говорит это о том, что он оголодал до невозможности и ни о чём другом, кроме еды, думать не способен. Время обеденное, все вокруг едят всякие вкусные блюда, и у Коршана начался активный процесс в организме, который всегда у него начинается перед кормёжкой. А еды-то нет! Пища в его подготовленный организм, извините, так и не поступает! И вас тоже нет, вот он и нервничает. Так что вы уж, будьте любезны, поторопитесь, не испытывайте чрезмерно его терпение, пока он не осерчал окончательно.

И мы поторопились, внемля его просьбе, а Корнезар, ехидно улыбаясь, отправился дальше по своим важным делам.

И действительно, перед самым входом в обеденный зал, словно часовой, чеканя шаг, маршировал ворон. Узрев нас, он радостно закаркал с неизменным утино-поросячьим акцентом, захлопал крыльями и, суетливо приплясывая, бросился навстречу.

Коршан явно прибывал в сильнейшем эмоциональном возбуждении. Он проговорил ворчливо и нараспев:

– Ну-у, наконец-то! То-то же, явились не запылились, не прошло и восьми часов. Где же, позвольте полюбопытствовать, вас носило? Сколько, скажите на милость, вас ждать? Вы что, занимались какими-то важными делами? Что-то не похоже! Ну, взгляните, что творится! Уже конец обеда, между прочим, а у меня ни маковой росинки, ни кусочка мяса во рту ещё не было! Это же ни на что не похоже, это же никуда не годится, доложу я вам! Это понимать же всё-таки надо!

Нам с трудом удалось успокоить этого разбушевавшегося пернатого чревоугодника, урезонив его тем, что он сам же себя и задерживает, а заодно и нас. А ведь мог бы давно наслаждаться жареной с чесноком куриной ножкой, утиной грудкой или гусиным крылышком.

На что ворон капризно заявил, но уже без малейшей тени раздражения:

– Предпочитаю наслаждаться куриной попкой! Она намного превосходит гусиную, утиную или какую-либо другую. Я имею в виду, по своим вкусовым качествам. Нет ни неприятного привкуса и послевкусия, ни тёмного цвета, да и по мягкости куриная намного нежнее всех остальных. К тому же, когда я был ещё совсем ребёнком, мой добрый и умный дядька нередко говаривал мне, что у тех, кто часто употребляет в пищу куриные попки, очень хорошо растут волосы. Да-да, они становятся на редкость вьющимися и на загляденье кучерявыми и шелковистыми.

Потом ворон, немного подумав, поправил себя:

– Не кучерявыми, а кудрявыми! А это, по-моему, большая разница. Глотать куриные попки вполне можно и без хлеба. Не удивляйтесь, прошу вас, милостивые государи, не удивляйтесь.

Но мы никак не могли последовать его совету и были немало удивлены.

Коршан тем временем продолжал, наотрез ничего не желая замечать:

– Я ведь, друзья мои, всегда был изысканным гурманом. Да-а, сколько помню себя, с самого раннего детства! Ну, не могу я есть абы что, и всё тут, ничего не могу с собой поделать. Видимо, во мне сказывается врождённый аристократизм и недюжинная породистость личности.

Мы безмолвно таращились на ворона, заливавшего так самозабвенно без всякого, даже самого малейшего зазрения совести. Кто бы мог подумать, что его словарный запас столь разносторонен и способен изобиловать изречениями, подобными прозвучавшим сейчас? Хоть нас несколько удивили гастрономические пристрастия тайного породистого аристократа личности, но мы предусмотрительно не стали дальше поддерживать этот, безусловно, занимательный и совершенно бесполезный разговор.

Мы просто направились к скатерти заказывать себе и ворону обед. Когда Коршан услышал, что я специально для него заказал целое блюдо обжаренных с корочкой куриных попок в сметане и с зелёным лучком, то его неописуемой радости не было предела. Он прямо весь засветился изнутри, засуетился и сделался на редкость учтивым, милым и вежливым до умопомрачения.

Ничего особенного за время обеда не произошло. Наевшись досыта, мы распрощались с вороном, который предпочёл остаться слизывать с блюда вкуснейшую сметанку, как он сам выразился: «не пропадать же добру»! Да и Корнезару как раз до омерзения не нравился луковый запашок, и чесночный аромат тоже был ненавистен. А это, естественно, означало лишь одно, что необходимо будет сегодня, а лучше прямо сейчас пошептаться с ним о чём-нибудь очень важном. Удовольствие от этой содержательной беседы с уха на ухо как раз и станет достойным десертом для бедненькой птички.

Оставив ворона подлизывать сметанку с луком, мы отправились прямиком осматривать загадочную лестницу. Что касается меня, то я гораздо с большим удовольствием предпочёл бы поваляться ещё хоть немножко, хотя бы полчасика на кровати, задрав повыше ноги. Но дело есть дело.

Вскоре мы были на месте. Подробнейший и самый придирчивый осмотр лестницы ровным счётом ничего не дал. Мы самым тщательнейшим образом осмотрели и обшарили каждый миллиметр ступеней, стен и потолка: нигде ни щелки, ни дырочки, даже лезвие ножа некуда просунуть, не говоря о каких-то явных указаниях на то, как открыть потайной лаз. В общем, самый дотошный осмотр ровным счётом ни к чему не привёл, как впрочем, и следовало ожидать.

Мы упёрлись лбами в стенку в прямом и переносном смысле, как совершенно правильно сказал Дормидорф. Повисла гнетущая тишина. Все напряжённо раздумывали в поисках выхода из создавшегося положения. Думали мучительно, но тщетно.