Удар шпаги - [66]

Дальше всех находился один из гребцов, а еще дальше я хоть и с дрожью, но одновременно и с чувством некоторого облегчения увидел острый черный спинной плавник акулы, причем заметил, что движется он в нашу сторону. Чернобородый с пикой доплыл наконец до лодки, но, очевидно, совершенно потеряв рассудок, попытался подцепить меня своим копьем; разумеется, я без всяких хлопот выдернул пику у него из рук и, повернув ее другим концом, приготовился проколоть наглеца. Тот с проклятием оттолкнулся от лодки, но внезапно лицо его застыло, словно на него надели маску смертельного ужаса, а из груди наиболее отдаленного от меня пловца вырвался отчаянный вопль. Я видел, как он чуть ли не наполовину выскочил из воды, взмахнув руками, но затем его крик прервался и он исчез. Чернобородый в страхе завопил, и лицо его оживилось. Он неспешно подплыл к корме лодки и начал торопливо взбираться на нее, но я, хоть и сидел лицом к носу, обернулся и тупым концом пики решительно столкнул его назад в воду. Сначала он сыпал проклятиями и ругался, но затем замолк и молча пытался залезть на лодку, яростно колотя по воде руками и ногами, надеясь таким способом отогнать акул. На мгновение мне даже показалось, что ему удастся спастись, поскольку акулы нигде поблизости не было видно, а «меченый» негодяй с родимым пятном на лице уже карабкался на нос лодки с ножом в руке, но судьба распорядилась иначе.

Неожиданно я заметил два треугольных плавника, медленно приближавшихся к нам с обеих сторон, и затем, словно учуяв запах добычи, молнией мотнувшихся в сторону перевернутой лодки. Чернобородый, обернувшись через плечо, еще отчаяннее заколотил по воде, и в глубине души мне даже стало жаль его, настолько страх исказил его черты, но я ничем не мог ему помочь, поскольку должен был неотрывно следить за бандитом, подкрадывавшимся — или, вернее, подползавшим — ко мне со стороны носа.

Странное зрелище представляли бы мы для стороннего наблюдателя. Как только обреченный человек за кормой ослаблял судорожные барахтанья и конвульсии, обе акулы подплывали поближе, кружа вокруг несчастного, словно часовые на посту, пока я не стал наконец различать темные тени их огромных тел сквозь прозрачную голубую воду; с противоположной стороны ко мне упорно, дюйм за дюймом, приближался вооруженный ножом бандит. Я вынужден был балансировать на скользком покатом дне перевернутой лодки, отчаянно пытаясь сохранить ее неустойчивое равновесие, поскольку всякий раз, когда чернобородый пловец хватался руками за корму, ялик опасно раскачивался, грозя зачерпнуть воды и пойти на дно. При мысли о последствиях подобного исхода у меня на голове волосы вставали дыбом, и я старался не смотреть в широко раскрытые, умоляющие глаза чернобородого, изо всех сил колотя древком пики по его окровавленным, покрытым ссадинами пальцам, судорожно цеплявшимся за свою последнюю надежду. Наконец он окончательно выбился из сил, руки и ноги замедлили свое движение, и на лице его появилось выражение тупой безысходности; затем вода вокруг несчастного внезапно забурлила и вспенилась крутым водоворотом, крик, не успев родиться, замер у него в горле, мелькнуло в глубине белое брюхо акулы, послышался плеск, сопровождавшийся жуткой борьбой, вода приобрела рыжеватый оттенок, а многочисленные пузырьки воздуха, поднимавшиеся с глубины, окрасились в красный цвет. Я остался один на один с бандитом на носу лодки.

Сцепив зубы и крепко стиснув в руках древко пики, я приготовился к встрече, твердо решив закончить дело как можно быстрее и, по возможности, ближе к центру лодки; но прежде всего я оглянулся вокруг и увидел приближающийся ко мне галеон, а в отдалении большой трехмачтовый корабль, идущий на всех парусах, подгоняемый попутным бризом. Я решил, что с «Сан-Фернандо» не стреляют по мне, боясь зацепить человека, сидящего вместе со мной на днище перевернутой лодки, и в голове у меня созрел план, как и в дальнейшем удержать их от стрельбы, по крайней мере на время.

Как только «меченый» увидел, что я обернулся к нему лицом, он весь побледнел, и желтая кожа его приобрела болезненно-зеленоватый оттенок; он попытался отползти назад, но я двигался быстрее и вскоре очутился от него на расстоянии длины моей пики.

— Пес, — процедил я сквозь стиснутые зубы, — проклятый пес! Наконец-то я до тебя добрался, и сейчас ты умрешь!

Я мог бы и дальше продолжать издеваться над ним подобным же образом, наслаждаясь его испугом и растерянностью, но тут в его глазах мелькнуло нечто, заставившее меня резко пригнуться, и вовремя: я едва увернулся от ножа, который он метнул в меня, и только внезапный нырок лодки, вызванный моим неосторожным движением, заставил его промахнуться. Я понял, что мешкать не следует, ибо бандит готов потащить и меня за собой на тот свет; поэтому я выпрямился, сделал быстрый финт и проткнул негодяя, точно курчонка вертелом, держа пику обеими руками. Он застонал и подергался немного, но затем его глаза остекленели и голова упала на грудь; тем не менее я продолжал держать его на весу, хоть это и вызывало нестерпимую боль в моей раненой руке, поскольку мой план в том и заключался, чтобы оставить его сидеть на дне перевернутой лодки, делая вид, будто он все еще жив, и тем самым вводя в заблуждение команду «Сан-Фернандо».