Удар молнии - [26]

Те, кто остаются по ту сторону силы, просто слышать не хотят о полицейской службе. Все согласны, что в этом городе неплохо побывать, но кому хочется жить здесь? А те, кто живут, постоянно жалуются. Но не на то они жалуются, что действительно делает здешнюю жизнь по-настоящему тяжелой, а на работу, и так просто невозможную, если тебе выпала доля полицейского. Они не знают, что такое настоящая мерзость. Они даже слышать не хотят о мерзости в этом или любом другом городе. Эта мерзость белая как бумага, липкая, и к ней пристают личинки. Мерзость — это повседневная жизнь полицейского-оперативника.

Жены и любовницы полицейских понимают, что им приходится наблюдать мерзость двадцать четыре часа в сутки, но слышать про это не хотят. Они ходят в церковь и молят Бога уберечь их мужей и любовников, но по-настоящему знать о мерзости ничего не хотят. Иногда даже молятся, чтобы им не приходилось слушать о ней, знать о ней, об этой отвратительно-белой, как глист, как личинка, мерзости. Иногда они пытаются забыть о ней, изменяя мужьям с теми, кто в полиции не служит. Потом они отмаливают грехи, по крайней мере, им не приходится касаться руками этой мерзкой слизи.

Муж Робин Стил работал в Двадцать шестом, одном из центральных участков города. Он патрулировал улицы. Служил он пока всего три года, явно недостаточно, чтобы выгореть дотла, тем более в таком относительно спокойном районе.

Но вот уже полгода Робин Стил спала с Мартином Дж. Бенсоном.

Она подтвердила, что была с Бенсоном вечером шестого октября, когда муж был на дежурстве. Она подтвердила, что была с ним и вчера вечером, когда муж снова патрулировал улицы. Она просила ничего ему не рассказывать. Она сказала Карелле, что очень любит мужа и меньше всего хочет сделать ему больно. Она знает, что у него опасная работа, и не хочет, чтобы, занимаясь своим делом, он отвлекался на разные мысли. На вопрос Хейза, знает ли она, что у Бенсона есть и другие женщины, она сказала:

— Конечно, но это не имеет совершенно никакого значения.

«Ничто не имеет значения, — подумал Хейз. — Только вот кто-то вешает молодых девушек на фонарных столбах».

Наверное, он позвонит Энни Ролз, потому что ему захотелось побыть рядом с женщиной, которая одновременно была и полицейским. Ему захотелось отдохнуть немного, и чтобы при этом не надо было объяснять, что за адская у него работа. Ему захотелось побыть рядом с тем, кто знает, что такое мерзость. Сначала он подумал, не позабавиться ли с Дороти Хадд; жемчужные бусины, ловкие пальчики и все такое. Он даже нашел ее номер в телефонном справочнике. Д. Хадд: почему это, интересно, женщины всегда скрываются в справочниках за инициалами, ведь это только привлекает ходоков. И даже набрал первые две цифры, но затем повесил трубку. Ему не хотелось встречаться просто с женщиной в день, когда появился подозреваемый, и какой! Только у него прекрасное алиби.

Вместо этого он позвонил на центральную, представился и сказал дежурному, записавшему его имя и должность, что ведет дело с детективом Ролз из отдела по расследованию изнасилований; в считанные минуты он получил ее домашний телефон. «Она, наверное, замужем», — подумал Хейз, набирая номер. Правда, обручального кольца вроде не было. Но может, на такой работе обручальные кольца не носят. В трубке послышались гудки.

— Да, — раздался женский голос.

— Мисс Ролз?

— Да, я.

— Коттон Хейз.

— Кто-кто?

— Хейз. Из Восемьдесят седьмого. Вы у нас были на прошлой неделе по поводу этого случая изнасилования. Мы перекинулись парой слов...

— А, верно. Привет, Хейз. Рыжий.

— Он самый.

— Ну и как, поймали?

— Кого?

— Насильника.

— Нет. Сегодня во второй половине дня заходила Эйлин Берк. Ее вроде назначили.

— Знаю.

— Но, по-моему, она начинает только завтра.

— Верно. Я просто надеялась, что вдруг молния ударила сегодня или вчера.

— Увы.

Наступило молчание.

— Ну ладно... э-э... Какое-нибудь дело?

Хейз заколебался.

— Алло? — подула в трубку Энни.

— Да-да, я здесь, — он снова помолчал. — Слушайте, вы замужем или как?

— Или как.

Хейзу показалось, что она улыбается.

— Вы уже ужинали? Сейчас начало восьмого, так что, может быть...

— Нет, еще не ужинала. — Теперь-то она точно улыбалась. — Вообще я только вошла.

— Так как насчет... а?

— С удовольствием. Заедете за мной сюда или встретимся где-нибудь?

— В восемь вас устроит? — спросил Хейз.

Они поужинали в китайском ресторане, а потом зашли к Энни домой. Она жила в старом кирпичном здании на Лэнгли Плейс, недалеко от Тридцать первого, одного из старейших участков города, где в подвалах до сих пор топили углем. Она сказала, что, конечно, это благодаря ей, то есть тому, что она живет здесь, за последние три года в доме не было ни одной кражи. Наверняка, заметила она, разливая коньяк, публика прознала, что здесь живет женщина-полицейский.

На ней были простое синее платье и такого же цвета туфли на высоком каблуке. «Вряд ли, — подумал он, — Энни ходит так на работу». На вид она ничем не отличалась от обыкновенной горожанки: темные, коротко стриженые волосы, карие глаза за очками в черной оправе, золотая цепочка и кулон. А впрочем, нет. Простая горожанка не рискнет выйти на улицу с золотой цепочкой на шее. А женщина-полицейский, у которой в сумочке пистолет 38 калибра, позволить себе такое может. Но во всем остальном на полицейского она была не похожа; большинство женщин-полицейских в этом городе имели нечто общее с переносными громкоговорителями на деревенской ярмарке; такие же крикливые и здоровые, с большими пистолетами на боку, обоймами к ним и мощными задами. Энни Ролз была похожа на школьницу. Рассказывали, что она уложила двух грабителей в банке, но Хейз не мог представить себе этого. Не мог представить, как она принимает стойку, наводит пистолет и не убирает пальца с курка, пока эти ублюдки не рухнут на пол. Он попытался вообразить себе эту сцену и перехватывая протянутую рюмку с коньяком, сообразил, что прямо-таки воззрился на нее.