Удар мечом - [25]
Скиба в мечтах видел свою дочь богатой господаркой, муж у нее первый человек на всю округу, ломают перед Владой шапки за десять шагов. Давно, еще при панах, был он во Львове и видел там вельможных, образованных паненок — такой будет и его Влада. Но для этого надо, чтоб настали другие времена, и тогда старый Скиба покажет, чего он стоит, прижмет окрестную голытьбу, будет хозяином, каких мало в крае. Не с пустыми руками будет начинать — кое-что скопил, припрятал.
Вот о чем мечтал сумрачными вечерами хуторянин Скиба, намекал о своих планах дочери, а та лишь тяжело вздыхала: «Жизнь проходит, тато. Я ведь и сейчас могла бы учиться — никто не мешает». — «Не при Советах!» — вскипал Скиба. «А что вам плохого сделали Советы?» — дочка в упрямстве не уступала отцу. «Руки мне сковали своими законами. Последнее отберут — босякам да лодырям раздадут». Скиба тупо смотрел в окно. Что отберут — так это точно. Стафийчук про то не раз говорил. Отобрали же у других зажиточных хозяев, а до него просто пока не добрались, не успели — живет на отшибе, в лесу. И уже примеривался Скиба, как будет стрелять из автомата в тех, кто придет отнимать у него добро…
Не знал всего этого Нечай, когда встретился с Владой, как не знал и того, что случайно забрел в осиное гнездо.
— А ты ведь себя не назвал, хлопче, — вдруг сказала Влада. — Нехорошо так: мое имя выпытал, свое не сказал, — мягко выговорила она.
— Зовут меня Иваном. Иван Нечай, — протянул руку инструктор райкома.
— Нечай… Нечай… — Влада вспоминала, где она слышала эту фамилию. Кажется, ее с проклятиями упоминал Стафийчук в разговоре с отцом. Ну конечно же, Стась грозился добраться до вожака комсомольцев Нечая. Она еще тогда подумала, что, наверное, смелый хлопчина этот Нечай, раз таким, как Стась, поперек дороги становится. И сейчас с любопытством посмотрела на Ивана. — Ты в комсомоле работаешь?
— Да, — удивился Нечай. — А ты откуда знаешь?
Странная девушка: по виду не скажешь, что из пугливых, а все время озирается, нервничает — на щеках вспыхивает и исчезает румянец, руки теребят передник.
— Ты как сюда попал?
— С дороги сбился. Шел в Зеленый Гай и заблудился.
— Добрый же тебе круг пришлось сделать…
— И то, уж думал, не выберусь…
— Сейчас я тебя на стежку выведу…
Влада сбегала в дом и быстренько возвратилась в сапожках, на плечах платок. Девушка очень волновалась и не скрывала этого. И когда Нечай спросил, что ее тревожит, она вместо ответа ускорила шаг и, только уйдя на порядочное расстояние от хутора, облегченно вздохнула.
— Вот эта стежка и выведет тебя на дорогу к селу.
Нечай искренне поблагодарил:
— Дякую, дивчино. Увижу ли тебя еще?
— А хочешь? — дрогнувшим голосом спросила Влада.
— Так какому ж хлопцу не захочется с такой красавицей встретиться? — В глазах у Ивана запрыгали лукавые искорки. — Приходи к нам в клуб.
— В Зеленый Гай мне дорога заказана, — печально ответила Влада. И вдруг предложила: — А знаешь, приходи ты в воскресенье к Змеиному болоту. Найдешь? Буду ждать…
«Срочно сообщите обстоятельства гибели гитлеровского коменданта Зеленого Гая.
Горлинка».
Тревожные ночи
На крылечко дома кто-то положил цветы. Зоряна пересчитала их: семь ромашек, махровый красный георгин. Ее хотел видеть сам Стафийчук, встречу назначал на воскресенье. Дорогу покажет Остап.
На свидание с проводником Зоряна собиралась долго и тщательно. Задумчиво перебрала свой небогатый туалет. Что надеть? В конце концов выбрала простенькую суконную юбку, вышитую блузку, ярко расшитую безрукавку — кептарь. Ради воскресенья надела низку разноцветных бус. На волосы набросила шелковую косынку. Она знала, что наряд ей к лицу, и в то же время она выглядит достаточно скромно — никакого вызова сельскому общественному мнению.
По пыльной дороге мальчишки гоняли тряпичный мяч, совсем как в ее родном селе. Они дружно загалдели, увидев учительницу. На скамейках у домов сидели принаряженные молодицы. Степенные отцы семейств, одетые, несмотря на жару, в темные костюмы и сапоги, солидно попыхивали трубками. С учительницей здоровались приветливо — учитель первый на селе человек.
Мария Григорьевна за селом свернула на боковую тропинку, что вела к озеру, к заброшенным торфоразработкам — дальше в лес. Остап уже ждал Зорину у старого каменного памятника. Когда-то вельможный польский пан приехал вместе с подпайками в эти места поохотиться и повеселиться. Пока пан пугал уток в камышах, челядь расстелила на пригорке скатерти, поставила вина. Паны пировали, а по озеру на лодке плавали музыканты, играли вальсы и полонезы. Тайком тоже прикладывались к бутылкам. Перевернулась лодка, пошли музыканты на дно. Никто не выбрался. На том пригорке и сложили им памятник. Об этом поведал Зоряне Остап, когда шли они лесом. Путь предстоял неблизкий, поэтому они не торопились, чтобы не устать раньше времени, шли размеренным, экономным шагом. Остап был без автомата, и вряд ли кто заподозрил бы в этом черноволосом медлительном хлопце бандита-бандеровца.
Он прекрасно знал лес. Вот и сейчас Остап рассказывал Марии, что самыми первыми зацветают весной мать-и-мачеха, гусиный лук, сон-трава. На глинистом откосе он отыскал побеги с большими листьями, протянул Марии. Девушка притронулась: сверху гладкие и прохладные, снизу теплые и пушистые.
