Удача на «Титанике» - [10]

Хмурящийся парень, по возрасту недалеко ушедший от нас с Джейми, закидывает руку, гибкую как канат моста, на спинку скамьи. Мой взгляд цепляется за его кольцо. Оно, похоже, выточено из толстой ракушки и украшено резными круговыми узорами. Я видела резьбу, которую матросы делали на китовых зубах и костях, но на ракушках — ни разу.

— Мы могли бы зарабатывать, показывая людям, как играть в «Ветра перемен», — говорит мальчик-спичка, и голос его звучит еще не по-мужски, но уже и не по-мальчишески.

Я замираю. Джейми придумал эту игру. Он любил карты, хотя, после того как проиграл все наши деньги на еду в покер, поклялся больше никогда не играть на деньги.

Хмурый парень фыркает.

— Ваша единственная работа сейчас — держаться подальше от неприятностей.

А вот это уже голос мужчины. В нем нет тяжелых, басовитых нот, однако он просто излучает спокойную силу. В отличие от мальчишек, щебечущих как птички, он говорит по-английски осторожно, напоминая кота, тщательно выбирающего, куда поставить лапу на скользких перилах.

— Но почему тогда вы с Джейми идете на работу? — спросил Спичка.

При упоминании имени Джейми я подскакиваю на месте.

— Мы старше, а в «Уайт Стар» не нанимают детей.

— Нет, это потому, что вы с Джейми поспорили, кто больше заработает, и не хотите, чтобы мы мешали, — заявляет Винк своим ворчливым тоном, который так не сочетается с его детской внешностью.

— И поэтому тоже.

Пари. Это так похоже на того Джейми, который всегда подначивал меня. Мы прошли через все: соревнования, кто сможет дольше не дышать, кто дольше удержит яйцо на лбу, кто запихнет больше печенья в рот.

Винк выдергивает карту из своего веера.

— Ветра перемен.

— Ты не можешь положить Ветра перемен, пока не сыграна восьмерка, — возражает мальчик-спичка.

Взгляд хмурого парня скользит по мне и останавливается, пытаясь проникнуть под мою вуаль. Четкие очертания его скул так и манят меня провести по ним пальцем, словно по ножу, проверяя качество заточки. Но тут его взгляд скользит дальше, будто я не представляю особого интереса.

— Бо, Олли выдумывает правила, — жалуется Винк.

— Если вы, мартышки, не прекратите спорить, мы будем играть в «Старую деву».

— Боюсь, он прав. Сначала нужно сыграть восьмерку, — слышу я собственный голос. Если это приятели Джейми, значит, он и сам неподалеку, хотя я не вижу рядом больше ни одного китайца.

— Ясно? — радуется Олли, прежде чем по примеру Винка и хмурого Бо уставиться на меня. Я откидываюсь на подлокотник, чтобы одновременно и видеть всех троих, и не создавать искушения заглянуть под мою вуаль.

— Откуда она знает о «Ветрах перемен»? — спрашивает Винк, переходя на кантонский, который, по их мнению, я не понимаю. Его щека снова начинает дергаться.

— Может быть, Джейми соврал, что придумал эту игру, — предполагает Олли.

— Джейми не стал бы врать, ты, коровий зад.

Олли пропускает оскорбление мимо ушей.

— Как ты думаешь, почему на ней вуаль?

Глаза Винка расширяются.

— Может, у нее бородавки.

— Или вообще нет лица.

Бо со смешком поворачивается, и изгиб его позвоночника виден даже под курткой.

— А может, вам обоим лучше заткнуться. Она из первого класса. Слишком хороша, чтобы вы трепали о ней своими языками.

— Если она из первого класса, почему тогда на этой палубе?

— Потому, что первый класс гуляет там, где захочет. Прекратите пялиться на нее.

Но мальчишки продолжают смотреть.

— У меня нет бородавок, а если бы не было лица, то как бы я смотрела на ваши забавные физиономии? — спокойно говорю я по-кантонски.

Олли удивленно открывает рот, выставляя на обозрение ряды кривоватых зубов. Винк прижимает ладонь ко рту, словно пытаясь скрыть состояние своих резцов. Бо выгибает бровь, и я наслаждаюсь минутным триумфом оттого, что вызвала у него хоть какую-то реакцию.

— Я ищу Джеймса Лака. Знаете, где я могу его найти?

Они медлят, и я вспоминаю двух мужчин, похожих на воду и дым, — Тао и Фонга. Я слышала, что матросы суеверны, но даже представить не могла, что они настолько недоверчивы.

Взгляд Бо скользит по стапель-палубе, где уже собралась толпа. Парень вытягивает шею, словно пытаясь что-то разглядеть, а затем кивает на людей.

— Начните оттуда.

Я в два шага добираюсь до ограждения и всматриваюсь в пассажиров. Толпа расступается, открывая вид на спину молодого человека в матросской форме, который, наклонившись, гладит собаку. Это… Джейми?

Он стягивает шапочку и приглаживает волосы жестом, который я видела тысячи раз. Это действительно Джейми, хотя спина у него шире, чем мне помнится. Сердце сжимается, и все нервы, стянутые узлом внутри меня, похоже, превратились в желе. Наконец-то.

Олли, присоединившийся вместе с Бо и Винком ко мне у ограждения, тихонько присвистывает.

— Это же пудель, за такую собаку нужно платить.

— Джейми всегда хорошо ладил с собаками, — говорю я, вспоминая, как все соседские псы ходили за ним хвостом.

— Не думаю, что его интересует собака, — лукаво замечает Бо.

— Что вы этим хотите сказать?

— Смотрите сами.

Над собачкой склоняется, пристегивая поводок, юная леди, чьи блестящие каштановые локоны тут же падают на лицо. Похоже, я не единственная дама из первого класса, якшающаяся с бедняками. Наряд у нее не такой вычурный, как у прочих богачей, — жизнерадостный бледно-желтый костюм с сережками-жемчужинками, — но ее прелестное личико, с лучистыми карими глазами и нежными алыми губками, из тех, от которых путаются мысли мужей и рукоделие их жен. Джейми что-то говорит, и ее аристократический носик мило сморщивается. Они… беседуют?