Удача мертвеца - [37]

— Колдун, говорите? — спросил я. — Колдовства на борту я не потерплю.

— Ты сам — колдун! — выкрикнул Джон.

Старая песня.

— Заткнись, — бросил я. — Я не колдун, не мертвец и не восставший из мёртвых.

Индеец фыркнул с видом «мне лучше знать» и отвернулся к своим узлам.

— А если попытаешься заняться своей чепухой на борту моего корабля — я сожру твою душу и превращу тебя в живой труп. Амулеты можете оставить, но только я почувствую хоть попытку колдовать на борту — отправитесь за борт вслед за своими побрякушками.

Джон сделал вид, что не слышит меня, но я заметил, как побледнело его лицо. И как побледнели остальные индейцы.

— Возвращайтесь к учёбе, чёртовы бездельники. Филипп, пусть сплетают канаты и чинят паруса. Завтра в море.

Француз живо отдал приказы. Я огляделся, и заметил весёлые ухмылки на лицах английских моряков. Ухмыльнувшись в ответ, я сошёл на берег и отправился на прогулку.

Следующим утром, в момент, когда «Мститель» отдал швартовы, на борту находилось полсотни новобранцев. Вместе с остальными набралось чуть больше восьмидесяти моряков, и этого как раз хватало, чтобы управлять кораблём без каких-либо трудностей.

Уходить далеко от острова я не стал. Пляж в нескольких милях от города подходил для моего дела идеально — защищён от ветра и волн песчаной косой, достаточно пологий, чтоб вытащить корабль на берег, достаточно близко к Порт-Ройалу, если что-то понадобится, и достаточно далеко, если кто-то захочет сбежать.

«Мстителя» тащили на буксире, на вёслах, а потом пришлось взяться за канаты. На берегу его поставили на брёвна, и днище, заросшее водорослями и ракушками, показалось над водой. Неудивительно, что корабль стоял на воде неуклюже, как отожравшийся гусь.

В тени деревьев тут же выросли хижины из веток, на песке тут и там запылали костры. По берегу потёк густой запах мясной похлёбки. Матросы расположились поудобнее, нежась в лучах жаркого карибского солнца, но мои приказы быстро выбили из них всю праздность. Работы предстояло чудовищно много.

Я и сам принял участие с топором в руках. Пока одна половина команды зачищала днище, мы меняли прогнившие доски, устраняли течи и слабые места, перекраивая судно под нужный мне манер. К счастью, среди новобранцев оказалось несколько хороших плотников.

Руль, сломанный мной на Ки-Уэсте, пришлось полностью менять — испанцы починили его наспех и не очень качественно. Переборку в капитанской каюте передвинули на несколько футов, освобождая для меня жизненное пространство. На пушечной палубе пришлось заменить почти половину всех досок, заменили несколько палубных бимсов, поставили новые мачты и сменили весь такелаж.

Через пару недель работы «Мститель» преобразился. Новые доски выделялись светлыми пятнами, но это не портило впечатления. Корабль наконец-то приобрёл вид, достойный морского волка.

Теперь, когда все сухопутные дела завершены, океан манил меня со страшной силой. Чем дольше я находился на берегу, тем сильнее мне хотелось выйти в море. Ощутить солёные брызги, свежий бриз в парусах и манящее чувство свободы, которой так не хватает на твёрдой земле.

Но как бы сильно я ни мечтал о морских просторах, я не мог просто так взять и отправиться в плавание. Люди устали, и я их прекрасно понимал. В бытность простым моряком я уставал так, что силы оставались только на то, чтобы дойти до постели и упасть.

Поэтому последний день перед отправкой в моря я решил потратить на отдых. Люди заслужили его сполна. Я приказал выкатить целую бочку рома и объявил, что это награда за хорошую работу. Как я и ожидал, больше в тот вечер моряков ничего не интересовало.

Солнце падало за горизонт, окрашивая облака в благородный пурпур, и пьяные моряки зажгли костры в последний раз. Весёлые анекдоты сменились байками из жизни, а затем настало время мистических историй. Индейцы, как могли, рассказывали нам о сотворении мира, негры вспоминали Папу Легбу и других божков Берега Слоновой Кости, англичане полушёпотом вещали о Кракене и Левиафане, что поджидают несчастных в морской пучине, а я слушал всё это сквозь дрёму.

— Есть только Господь, а всё остальное — полная чушь, — раздался голос Филиппа. Набожный француз опять за своё.

— Оставь свои проповеди, парень, — произнёс я. Лицо моё было скрыто шляпой, и голос прозвучал глухо, как из бочки.

— Спасение души ближнего — мой долг, — ответил он. — Я не могу оставить их в неведении.

— Они стали пиратами, и их уже не спасти, — равнодушно сказал я.

— Раскаявшийся грешник угоднее Ему, нежели праведник! — возразил Филипп.

— Господи, да заткнись ты уже наконец! — почти выкрикнул я, и француз затих.

— Колдун… — я услышал шепотки за спиной, и рассмеялся. Заткнуть проповедника без помощи колдовства или хорошего удара и в самом деле нелегко.

— Джон! — позвал я. Индеец тут же навис надо мной, как гора.

— Капитан? — спросил он, пока я обдумывал, что же я всё-таки хотел спросить.

Я был пьян, и мысль ускользала, как угорь.

— Джон, что ты имел в виду, когда назвал меня мертвецом?

2

Утро оказалось мучительным. Большую часть выпитого я выблевал на песок, вчерашняя попойка виделась как в тумане, а при попытках вспомнить хоть что-то — голова раскалывалась как перезревший арбуз. Многие находились в таком же состоянии, и душу грело то, что я не один сейчас валяюсь на песке в остатках собственного ужина.