Учитель-психопат - [13]

Ребята смотрели в пол. Готов отпустил их воротники и встал рядом с директором.

— Чего дрались? — улыбаясь спросил Смирнов.

— Галиев у меня сто рублей украл. Зубарев видел, как он в рюкзаке шарил.

— Я не брал, — возразил Галиев.

— Брал! Че, я не знаю? Они щас у Готова.

— У Рудольфа Вениаминовича, — поправил директор, — давайте деньги, разберемся.

Готов принял театральную позу, выражающую полное недоумение.

— У кого? У меня? Де-е-е-ньги? Ты чего мальчик, трататульки попутал? Какие сто рублей?

— Но Вы сами сказали…

— Что я сказал? Ты! Баран!

— Спокойнее, Рудольф Вениаминович, — попросил директор.

— Я не понял. Какие деньги? Э! Я фигею!

— Все видели, как Вы у Галиева сто рублей взяли, — сказал Дюпин.

— Кто все? Нет, ты определенно гонишь.

— Отдайте сто рублей, — заныл Галиев, — мне мать на обед дала.

— Дорогой обед получается. Да подавись ты. На, в жопу их себе засунь. Жлоб.

КВН

Завуч догнала Готова у входа в школу и, запыхавшись от быстрой ходьбы, проговорила:

— Рудольф Вениаминович, у нас ребята… активисты школы… они хотели бы организовать команду КВН. Во второй школе есть, в первой тоже, у нас нет. Вы не согласились бы проконтролировать, что ли? Молодежь неопытная в этом вопросе, а Вы, говорят, в студенчестве в КВН играли… Что Вы на это скажите?

Готов развел руки в стороны и немного согнул колени:

— Опаньки! Надежда Ивановна, Вы ли это говорите? Какой КВН? Мне что, заняться больше нечем?

— А что тут такого?

— Ничего хорошего. Вы вообще представляете себе: я и этот вертеп. Мы начинаем КВН, для чего… — до безобразия фальшиво пропел Готов. — Нигде я в студенческие годы не играл, с детства терпеть не переваривал.

— Почему Вы так негативно настроены? КВН — это же весело, и ребята с инициативой выступили, надо поддержать.

— Надежда Ивановна, пускай они свою инициативу свернут трубочкой и засунут… сами знаете, куда. Не буду я этим заниматься! Не хочу и не буду!

Судорожно топая по ступенькам крыльца, Готов заухал.

— Посмотрите КВН по телевизору, может, Вам понравится, — предложила Сафронова.

— Я такое говно не смотрю.

— Мое дело предложить, Ваше дело отказаться. Не хотите, как хотите.

Завуч вошла в школу. Готов ринулся за ней, крича и размахивая руками:

— Да, не хочу! И не потому, что мне лень или из принципа. Просто это дебилизм. Вот, будут старшеклассники кривляться на сцене, бегать и орать как потерпевшие.

— Рудольф Вениаминович, мы закончили этот разговор.

— Разговор только начался и будет продолжаться. Знаете, что меня больше всего бесит в КВН? Не знаете? Я скажу. Конкурс «Разминка», будь он не ладен. А еще, когда после конкурса «Домашнее задание» выходит вся команда и поет глупую несмешную песню. Традиция, понимаешь. Или еще хлеще: «Приветствие». Ой, я сейчас заплачу. Пооригинальней ничего нельзя придумать?

— Вот и придумайте, если есть идеи. Зачем напрасно воздух сотрясать.

— Когда говорю я, воздух в любом случае напрасно не сотрясается. А вот если пернуть громко, тогда…

— Что Вы такое говорите, — качая головой, возмутилась Сафронова.

— А что такое? Все естественное не без образа. Лучше послушайте, какую я сценку измыслил.

— Так…

— Звучит марш Мендельсона. В свадебных нарядах выходят шесть человек попарно. Слева два гея, по центру гетеросексуальная пара, справа лесбиянки. Между пар шныряет Карлсон, который живет в подвале. Его движения напоминают стробоскопический эффект. К Карлсону подкатывает «новый русский», с распальцовкой, в бордовом пиджаке и золотой цепью на шее. «Новый русский» говорит: «А ты, типа, кто?», а пузан с пропеллером отвечает: «Я, типа, Карлсон, который живет в подвале». Гаснет свет, звучит вой сирены. Свет включают: все голые. Три девушки стоят в ряд, широко расставив ноги, и держат за поводки гавкающих и стоящих на четвереньках двух геев и одного гетеросексуала. У голого Карлсона на шее золотая цепь, у обнаженного «нового русского» на голове крутится пропеллер. Немая сцена. Девушки начинают визжать. Ха-ха-ха!

— Вам лечиться надо, Рудольф Вениаминович.

— Вы не понимаете, это же смешно!

— Зря я к Вам обратилась.

— Ой, ой, ой, можно подумать!

На уроке музыки

Вялая, томная атмосфера стояла в учительской.

Селезнева зевала, широко раскрывая рот. Житных и Ермакова шептались, перебирая содержимое блестящего пакета с косметикой AVON. Школьный психолог Холодова делала вид, что всецело преданна работе, листала толстую книгу. Забегал трудовик Павел Семенович, хотел поздравить завуча с днем рождения, но не застал.

Готов откинулся на спинку стула и смотрел в потолок.

— Ой, тоска-а-а, — провыл Готов.

— Что же Вам тоскливо? — оторвалась от книги Холодова. Ее лицо сделалось внимательным: наконец-то появился долгожданный собеседник.

— То и тоскливо, что тоска.

— Вы просто, Рудольф Вениаминович, так себя настроили, — с видом знатока сказала Холодова.

Готов взял очки на вытянутую руку и посмотрел сквозь линзы на школьного психолога, покачал головой, цокнул языком.

— Бедная Вы наша, Аделаида Васильевна, совесть не замучила?

Холодова в недоумении захлопала глазами.

— Чем Вы здесь занимаетесь? Я, например, историю преподаю. Вот Алевтина Геннадьевна, царствие ей земное, математику. А Вы? Непонятно.