Учитель для канарейки - [39]

— Успокойтесь. Мы никуда не пойдем.

Он уставился на меня сквозь завесу дождя с таким неверием на лице, что при любых других обстоятельствах мне стало бы смешно.

— Никуда не пойдем? Что это вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что я намереваюсь увидеть могилу Гарнье сегодня. Встаньте вот тут за Мюрже[57] и не двигайтесь, пока я вам не разрешу.

Я осторожно подтолкнул Понелля в укромное место и достал часы. Как же мне не хватало вас, Уотсон! Ваша бесстрашная душа возрадовалась бы подобному расследованию, при мне же был только робкий скрипач, вполне убежденный на тот момент, что я совершенно лишился рассудка.

Но, увы! — даже будь со мной вы с вашей стойкостью, мы все равно не обошлись бы без услуг Понелля.

— Но что, если нас найдут!? — яростно прошипел он. Я приложил палец к губам и слегка сжал его плечо.

Долго ждать нам не пришлось. На кладбище было всего несколько служащих, и в такую погоду, делая обход территории, они оглядывали кладбище без особого внимания, лишь формально выполняя свои обязанности. Мертвым, в конце концов, полагалось быть мертвыми. Я вытряхнул из трубки пепел и сунул ее в карман своего длинного пальто, рядом с сэндвичами, которыми запасся перед нынешним походом.

Было уже довольно темно, и задул холодноватый ветер, что вовсе не способствовало поднятию духа.

— Пора вам показать мне гробницу Шарля Гарнье, — объявил я.

— Да как вы ее вообще найдете? — раздраженно ответил он. — Заметьте, все кладбище организовано безо всяких правил!

— Не теряйте терпения, мой дорогой Понелль. Вон та сторожка напротив, я полагаю, принадлежит могильщику, который сейчас, вероятно, сидит дома и с удовольствием кушает теплый ужин, радуясь, что ему не приходится бродить где-то в столь суровую ночь. Давайте проверим, правильно ли мое предположение?

Домишко, и в самом деле, принадлежал могильщикам, и, без труда взломав громоздкий замок, я затащил своего возмущенного сообщника внутрь. Там, как я и рассчитывал, отыскался «бычий глаз» — фонарь с увеличительным стеклом — и кое-какие другие полезные инструменты, по крайней мере, один из которых должен был мне очень пригодиться.

— Зачем это вам лом? — поинтересовался Понелль, с беспокойством оглядывая орудие.

— После вас, дорогой мой.

Он фыркнул не то насмешливо, не то сердито, и решительно вышел из домика.

Освещая себе путь направленным лучом «бычьего глаза», я следовал за Поннелем в северную часть кладбища. Мы прошли, наверно, с полмили. Прокрадываясь среди могил, мы измазались в грязи по самые брови, а один раз нам даже пришлось растянуться на мокрой мостовой, пока не прошел мимо очередной сторож, всего в каких-то трех рядах влево от нас.

— А вот Бизе, — сообщил мне Понелль, невольно поддавшись чарам некрополя. — Могильный камень спроектировал сам Гарнье, — он был прирожденным экскурсоводом.

— Сейчас это неважно. Где Гарнье?

Он показал. Создатель могильной плиты Бизе и Парижской оперы был похоронен в обширной гробнице, до которой от могилы композитора «Кармен» не было и пятнадцати шагов. В белом граните было вырезано одно слово:

Гарнье

Я осторожно огляделся.

— Так, дорогой Понелль, мне придется снова просить вас о снисхождении, — успокаивающе произнес я, эффектно вынимая из-под пальто лом. Он вытаращил глаза — про лом он уже успел забыть.

— И что вы собираетесь с ним делать?

— Я собираюсь вскрыть гроб мсье Гарнье и…

Больше я ничего не успел сказать. Бедняга Понелль подпрыгнул, подобно испуганной газели, и попытался броситься прочь, мимо меня. Я крепко ухватил его за отворот пальто, с мягким стуком уронив инструмент в мокрую траву.

— Понелль…

— Это немыслимо!

— Понелль!

— Это чудовищно! И неоправданно!

— Все, что мне от вас нужно — чтобы вы идентифицировали труп.

— Что?

Я повторил.

— Это же дикость! Он умер два года назад!

— Не думаю, — он удивленно взглянул на меня. — Я полагаю, Дедал так и сидит в центре своего лабиринта.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Нас арестуют и приговорят…

— Понелль, выслушайте меня. Никто нас не арестует. Завтра вечером мы оба, в сухой одежде, будем сидеть на своих обычных местах в оркестре и играть на гала-представлении в Опере. А сейчас вы должны делать то, что я говорю. Это распоряжение полиции, — напомнил я, чтобы подбодрить его.

Он тоскливо вздохнул, но остался стоять рядом со мной, наблюдая, как я поднимаю свой инструмент, и молча держал фонарь, пока я вскрывал дверь склепа. Это было нетрудно: замок там висел больше для украшения. С протестующим стоном он поддался моим увещеваниям, после чего послышался приглушенный стук. Поманив скрипача за собой, я вошел в склеп.

Внутри было еще холоднее, но хотя бы сухо, склеп затянула паутина и неприветливая плесень. Нас окружали шесть саркофагов клана Гарнье. Архитектор находился в среднем в правом ряду, о чем лаконично известила нас латунная табличка, окислившаяся до унылой зелени.

— Поднимите фонарь повыше.

Он безмолвно подчинился. Удары лома, сбивающего железные петли и застежки, породили в маленьком помещение громовое эхо.

— Mon Dieu, Mon Dieu. Это же варварство, — не выдержал честный парень. Несмотря на отвращение, мои действия увлекали его. К счастью, он был неисправимо любопытен.