Учись, Сингамиль! - [45]
Каково же было удивление Абуни, когда все ученики – старшие и совсем юные – встретили его как героя и наперебой спрашивали о священной земле Дильмун, где был рай. «А сейчас что там?» – спрашивали мальчики.
Уммиа не бранил его, но предупредил, что в его возрасте ученики уже не тратят времени на глупые разговоры, не болтают во время занятий, а сидят смирно и очень старательно переписывают задание, потому что каждая красиво написанная табличка приближает ученика к желанной цели. Он покинет «дом табличек», получив похвалу «отца школы». Похвала очень нужна каждому, кто хочет получить хорошую работу. Усердному ученику может выпасть великое счастье, и он станет писцом в храме и будет возвышаться даже над безграмотными жрецами и гадальщиками. Он будет хозяином над рабами, а может быть, над пастухами или рыбаками, принадлежащими храму.
Абуни еще не подумал, в какой храм ему хотелось бы попасть. Он вообще не думал о месте работы, он мечтал о том, чтобы переписывать самые древние, прекрасные сказания шумеров. А кому нужны эти сказания, он еще не подумал.
Сейчас, сидя за своим маленьким глиняным столом с табличкой для записей, он ждал, что даст ему уммиа для переписки. Он даже загадал: если это будет сказание или песнопение, то ему выпадет удача, если же образец долгового письма, то не будет удачи.
– Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом», – сказал уммиа и положил перед Абуни табличку с несколькими столбцами, исписанными мелкими знаками.
«Удача это или неудача?» – спросил себя Абуни. Но как только прочел первые несколько строк, так понял, что это удача. Ведь отец его всю жизнь торгует зерном. Ему будет полезно узнать этот спор, записанный умным человеком в незапамятные времена. Очень хорошо, что ему досталась эта табличка. Абуни не стал даже делиться своими мыслями с Сингамилем. Он тут же принялся за работу.
По дороге домой Абуни говорил Сингамилю:
– Никогда я не задумывался над тем, что видел множество раз. Сколько раз я видел, как пашут поле, как разрыхляют, как обрабатывают землю, чтобы получить хороший урожай, но теперь я буду смотреть на это совсем другими глазами. В самом деле, Плуг и Мотыга могут поспорить, и каждый из них докажет свою пользу. Я рад, что мне досталась эта табличка. Я расскажу о ней Хайбани. Я расскажу о ней отцу. Когда я был совсем маленьким, у нас было небольшое поле. Я помню. Мать брала меня с собой, когда мотыжила.
– Чудак! – воскликнул Сингамиль. – Хайбани всю жизнь держит в руках и плуг, и мотыгу. Он хорошо знает, что они могут. Неужто ты думаешь, что отец твой не знает о пользе таких нужных вещей.
– Набайи говорил мне, что всякое знание приносит пользу, – ответил в задумчивости Абуни. – И это знание пригодится. Вот посмотришь, пригодится, когда мы начнем заниматься перепиской, простившись с «домом табличек».
Они простились с «домом табличек» через два года. Первым ушел Сингамиль. Отец взял его к себе в помощники, в надежде, что настанет день, когда его сын станет самостоятельным писцом, уважаемым человеком.
Потом пришла очередь Абуни. Отец «дома табличек», старый и суровый человек в полосатой юбке с красной бахромой, позвал его и сказал, что может предложить ему место у знакомого уммиа, имеющего небольшую группу учеников.
– Ты будешь переписывать таблички с древними сказаниями, поучениями и законами справедливости. Будь старательным, не осрами меня. Ступай, вблизи набережной есть маленькая улочка горшечников. Там ты найдешь «дом табличек» Лу-Инанни. Когда начнешь работать, скажи отцу, что я жду его с дарами.
Абуни поблагодарил и побежал не чуя ног. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, когда Сингамиль покинул «дом табличек» и стал помощником у Игмилсина. Без друга было тоскливо и скучно. Он давно уже привык сидеть рядом с Сингамилем. И как бывало отрадно перекинуться шуткой, тихо посмеяться над пустяками. Не так уж много событий бывало в этом маленьком дворике, опоясанном глиняной стеной и уставленном скамьями из кирпичей и небольшими глиняными столиками. Здесь можно было положить сырую табличку для записи и готовую табличку, выданную уммиа. В «доме табличек» было запрещено смеяться и шутить, было запрещено плакать во весь голос, а новички, совсем «зелененькие», как их называли старшие, так часто вызывали гнев «владеющего хлыстом», что палка не отдыхала. Всхлипывая, малыши дрожащей рукой прижимали веревочку к мокрой глине таблички, чтобы приготовить ровные строки для письма. Те, которые уже умели владеть тростниковой палочкой, очень долго ошибались, небрежно выдавливая клинописные знаки. Глядя на них, Абуни вспоминал свое детство и точно такие же слезы и вздохи, обиду на всех тех, кто его обучал и так часто пользовался палкой или хлыстом.
