Ученик слесаря - [7]

Странные, однако, особенности отметил Иван за своим наставником. Одну, а потом и другую. Первая касалась ключа 22х24. В руки он его никогда не брал. И если возникала необходимость им воспользоваться, то он вместо рожкового брал накидной, то есть либо на 24, либо на 22, хотя рожковым в иных случаях было гораздо удобнее. Позже подсказали рабочие, что он и портвейн — ни три семерки, ни три пятерки не пил, и вообще всегда пасовал, если попадались на его пути случайно любые, стоявшие трижды подряд, цифры. Рабочие, подшучивая над ним, порой подкладывали незаметно под руку этот ключ, но он, даже не глядя, каким-то внутренним чутьем, касаться его избегал.

И чувство юмора у него было особенное.

— Мамка есть? — спрашивал он Ивана, когда у него выпадала свободная минута и возникала необходимость поговорить.

— Нет, — отвечал Иван. Мамки у него действительно не было.

— Папка есть?

Иван отрицательно мотал головой. Папки не было у него тем более. А мать умерла, когда Ивану шестнадцать исполнилось.

— Сиротинушка, — вздыхал слесарь и почему-то почесывался, хихикая как от щекотанья пером.

Позже Иван узнал, что есть анекдот такой, и немного внутренне успокоился. А то всегда после этого сиротинушки чувствовал острую — до ненависти — к своему наставнику неприязнь. А анекдот — что ж: шутит так человек. Ну и пусть шутит.

— Завтра гроза будет, — объявил неделю спустя дядя Петя своему подопечному.

— В сводку погоды заглядывал? — спросил Иван.

— Нет. Сон мне соответствующий нынче снился. Покуда спал в петле.

— В тепле? — переспросил Иван.

— А я как сказал?

— В петле.

— Либо у меня оговорка, либо у тебя ослышка, — сказал дядя Петя. — По Фрейду. В тепле. Конечно, в тепле.

— Кто такой Фрейд? — спросил Иван.

— Фрейд, это брат… — произнес дядя Петя точно тем же тоном, как несколькими сутками раньше механик — про химию. Очевидно тоже, как и механик о химии, был о неком Фрейде наслышан и может быть, тройку даже по предмету имел, но не более.

— И что же снится в предчувствии грозы?

Самому Ивану в эту ночь снилось что-то хорошее.

— Обычно ночами мучают ангелы перед грозой. Налетают сонмом, хватают подмышки и воздымают вверх. А потом, вознеся, низвергают. Есть сходство с разрядом молнии, когда ты несешься вниз.

— Дядь Петь, а у тебя какой разряд?

— Пятый. А у тебя? Второй?

— Второй.

— Со вторым ни зарплаты, ни квалификации, — посочувствовал дядя Петя. — Вот погоди, поработаешь месяц-другой — на третий сдашь. А так — ни зарплаты, ни квалификации, — повторил он. — Голый вассер.

Назавтра действительно, с запада пришли тучи, и разразилась первая в этом году гроза, сопровождаемая кратким, но обильным ливнем. Крещенье лета огнем и водой, таким образом, состоялось. И то, что предчувствовал чуткий сновидец, сбылось.

А дальше — шли своим черным чередом рабочие дни: понедельники, четверги, пятницы… Иван постепенно стал привыкать к среде обитания, и уже не настолько мрачным казался ему цех. Тем более, что в своем положении не чувствовал никакой безысходности, постоянно имея в виду, что прекратить этот скорбный слесарный труд может в любой момент.

Петруха же чувствовал себя словно в родной стихии, чутко, словно слепец, ориентируясь даже в отсутствие всякой видимости, весь это грохот, визг, лязг истолковывая как звуки пленительнейших рапсодий и с особенным наслаждением вдыхая аммиак, от которого першило в горле, обручем стискивало грудь, перехватывало дыхание.

Другой раз его сонное предсказание обернулось бурей. Это было самом начале лета (был еще юн июнь).

— Что же снилось тебе? — спросил Иван, когда наставник выразил опасение в связи с завтрашним разгулом стихий.

— Всё птицы, птицы, — сказал дядя Петя. — Стаи птиц. Сидели на голом поле, клювы чистили. Ну, думаю, этот сон — к заморозкам на почве. А они вдруг стали взлетать. Нет, думаю, к ветру. И взлетать-то всё по алфавиту: алконосты, альбатросы, арлы…

— Орлы — на о, — сказал Иван.

— Орлы — да, на о. И внешне с арлами схожи. Один к одному, не отличишь. Только там, где у птиц жопа — сопло у них, — объяснил дядя Петя.

— Врешь, — догадался Иван.

— Скажи на милость, и зачем нам сновидения? Чтобы, спя, не соскучились?

Буря однако, действительно разразилась, да такая, что с ног валило, стоило высунуться на улицу, а глаза мгновенно забивало песком, а то и угольной крошкой, доносимой порывом с котельной. Ветер был сильно не в духе, в трубах выл.

Иван давно знал про себя, что во время массовых перемещений воздуха, таких, например, как в этот день, работа не спорится. Настроенье, как правило, нервное. Молоток валится из рук, норовя на ногу. Ключ выскальзывает и летит в щель, из которой его долго приходится вынимать и выманивать. Мысли путаются, как будто завихрения ветра синхронно отзываются параллельным завихрениям в голове. Но сегодня он впервые заметил, что происходит такое не только с ним. Многие из числа его новых коллег вели себя соответственно. И поэтому день прошел в переругиваниях и словесных стычках без толку и поводу, а работа не клеилась.

— Ну что, трудовые триады, — сказал наутро механик. Пришел он отдавать распоряжения не к восьми, как обычно, а задержавшись едва ль не на час. — Прекращайте своё заседание. Отрывайте от лавки засиженные места. Будем трудиться аврально на устранении последствий вчерашней стихии. Оторванное — укреплять. Погнутое — выправлять. Поваленное — возводить сызнова. А то следующей стихией нас к чертовой матери совсем сметет. — И добавил несколько непечатных терминов, употребив их в этом же смысле.