Ученик - [44]

Увидев лесных жителей, Урс слегка оробел: двоюродный брат не преувеличивал, когда говорил, что матушка Габи похожа на колдунью из страшной сказки. Коричневое морщинистое лицо, усеянное бородавками, из которых торчали волоски, горбатый нос, цепкие злые глаза и седые косматые волосы до самых лопаток. В костлявых шишковатых пальцах толстая клюка, которой, того и гляди, огреет, если что не так.

Одетая в вытертую меховую шубейку, низенькая, согнутая временем, словно горбунья, она быстро просеменила от саней к дому. Следом, неся в огромной лапе узел с вещами, шагал настоящий великан – ее немой сын. На мать бородатый мужик совершенно не походил, как выяснилось позже, удался в покойного отца-дровосека. Широченная грудь, могучие руки и ноги, на полголовы выше любого, ранее виденного учеником ювелира. Но мутный взгляд и расслабленный рот, из уголка которого на смоляную бороду тянулась струйка слюны, говорили сами за себя – в голове мужика было пусто. Общаясь с остальным миром, он мычал что-то нечленораздельное. При этом помогал себе руками, совершая отчаянные жесты, но до конца его понимала только старуха-мать. Карл слушался ее беспрекословно, ко всем остальным относился равнодушно или с опаской, если человек ему не нравился. Например, хозяев он почти не замечал, а от Джордана прятался.

Оказавшись в доме ювелира, матушка Габи повела себя без робости. Несмотря на преклонный возраст и отсутствие большей части зубов ум ее был ясен, а глаза, как потом понял Урс, смотрели не зло, но внимательно. К вдове отнеслась с уважением и сочувствием, обе женщины даже поплакали вместе, когда гостья рассказала, как выхаживала раненого Ганса. Ученика ювелира она добродушно ущипнула коричневыми пальцами за щеку и сказала, что он "добрый мальчишка". А на Гретхен, к великому злорадству Урса, старушка нагнала такого страху, что ленивая и вздорная девица слушалась ее с полуслова. Стоило матушке Габи что-либо приказать Грете, сопроводив слова тяжелым взглядом из-под косматых бровей, как та бросалась исполнять. И перестала перечить "братику", который тоже не упустил возможности погонять нерадивую деваху.

Мастер Джордан, пришедший осмотреть больную, с уважением отнесся к знахарке. Точнее сказать, к ее познаниям в лесных травах, грибах и заговорах. Он снова зачастил в дом Графов и подолгу сиживал с матушкой Габи, перебирая за разговором пучки сушеных трав, привезенные старушкой в город. Поначалу гостья встретила лекаря неприветливо, неохотно отвечала на вопросы, но, уразумев, что Тим хорошо разбирается в ее ремесле, сочла равным. Подарила ему горшок особым образом вытопленного барсучьего жира, несколько мешочков смесей, приготовленных из целебных трав и кореньев. А в один из дней матушка Габи заняла кухню, выгнав с нее девку, и под присмотром старушки алхимик целый вечер варил какие-то на редкость пахучие декокты. Результатами оба были весьма довольны. На следующий день Джордан в благодарность сводил знахарку к сапожнику. Тот, сняв мерку, пообещал алхимику изготовить для подагрических ступней Габи особо мягкие и теплые туфли.

Вечером того же дня в город возвратился фон Бакке. Новости юрист привез самые обнадеживающие. Приказом имперского судьи несчастного Ганса вырвали из лап мевельских чиновников. Правда, парень остался в камере, но смог теперь видеть родных. Урс с матерью навестили его на следующее утро. Фрау Анна с племянником расплакались, но победы, одержанные адвокатом, настолько воодушевили вдову, что обошлось без успокоительных снадобий.

Урсу этот визит достался намного труднее. Навещая двоюродного брата, ученик ювелира ужаснулся тому, в кого превратился пышущий здоровьем парень. За три прошедших месяца, что они не виделись, Ганс стал настоящей развалиной. Отощавший, с тонкими, как у старика, руками, трясущейся головой на кадыкастой шее, он походил на собственное привидение. Даже после того, как приглашенный цирюльник побрил и постриг арестованного, переодетый в чистую одежду, Цимм выглядел очень плохо. Утратив запущенную бороденку, его голые, когда-то румяные щеки, ввалились, делая лицо Ганса попросту страшным. Серая землистая кожа плотно обтягивала острые скулы, а взгляд глубоко запавших глаз был пугающе мутен, лишь изредка сменяясь лихорадочным блеском. Говорил он мало и большей частью странно. Начиная фразу, тут же обрывал, не закончив, или, наоборот, тараторил, будто сорока. Глотал половину букв, отчего разобрать, о чем он, не было возможным.

Из встреч с двоюродным братом Урс вынес стойкую ненависть к судейским, чуть не приговорившим невинного человека к эшафоту. Размышляя над увиденным, он также мысленно поклялся, что никогда не позволит упечь себя в тюрьму. Даже если будет сто раз виновен, не даст безжалостным и равнодушным животным распоряжаться собой. Лучше сдохнуть самому, чем позволить людям, облеченным властью, уморить тебя в каменном мешке.

Урс знал, что фон Шонхельму с прево вмешательство властей из Вигенбурга пришлось очень не по душе. Фон Бакке говорил, что "старый колпак" обжалует решение имперского комиссара, но в худшем случае это лишь затянет рассмотрение вопроса. Своими победами адвокату удалось вселить в клиентов твердую уверенность в благополучном исходе дела. Обнадеженный Урс стал подумывать, что и с закладной все может разрешиться самым благополучным образом. Тем более, что по совету Джордана вдова продиктовала сыну письмо с просьбой о помощи к родственникам покойного мужа. Ко всем, о ком знала. Возможно, кто-то поможет деньгами или выступит поручителем. В общем, сейчас все для Графов выглядело не так плохо, как неделю назад. Даже засыпать ученик ювелира стал не под утро, а к середине ночи.