Ученик - [38]

Скупо улыбнувшись, фон Швертвальд ответил, что боятся нечего. Месяца не пройдет, как в отряде новые людишки появятся.

– В столицу к графу вернемся – сразу подыщу тебе для ровного счета, – пообещал рыцарь. – А дальше… Глядишь, все так закрутится, что лейтенантом сделаю и над целой сотней поставлю.

На посул Херберт не ответил, только вздохнул. Но лоб морщить перестал и, помолчав, сказал:

– Хорошо, мессир. Приказывайте.

Венк достал из-за пазухи кошелек. Подбросил на ладони:

– Послезавтра вам жалование полагается. Выдашь сегодня, прямо сейчас. Держи. Сержант поймал деньги, удивленно спросил:

– И Шафсти тоже?

– Нет. Его долю пополам разделишь. Одну часть возьмешь себе, остальное – поровну на всех. Кроме шелудивого, конечно. Что на нем и в его поклаже найдете – можете себе взять. Одежонку, если не нужна, в костер. Пусть на тот свет отправляется, в чем мать родила: в пекле ему и так жарко будет.

Херберт оскалил в ухмылке крупные зубы.

– Как прикажете, вашмилсть, – его пальцы, затянутые в оленью кожу перчатки, мяли кошелек с монетами. – А кому Шафсти в дорогу "благословить"? И как? Повесить?

– Нет. Выдашь ребятам деньги, вину объявишь… – рыцарь замолчал, мысленно представляя, как все будет, потом закончил:

– Я знак Курцу подам – он ему в затылок болт вгонит. Потом камень потяжелее к ногам и спустите под лед в полынью на озере. Пусть раки жрут.

– Слушаюсь, – сержант оглянулся назад, на засыпанный снегом сарай, где квартировалась "свора".

Отсюда до охотничьего домика – временной резиденции графа – было шагов пятьсот по тропинке, петлявшей в снегу меж деревьев. Его сиятельство прекрасно знал, кого фон Швертвальд набирает себе в помощники, и приказывал держать их подальше. Но оказываемые ими услуги ценил и содержал на свой кошт. Причем в расходах не скупился.

– Пошли, – рыцарь сделал знак Курцу. – Нам выезжать часа через два.

– Не волнуйтесь, вашмилсть. Все успеем.

Глава восьмая, в которой одно правосудие берет вверх над другим

Пока имперский комиссар знакомился с привезенными фон Бакке бумагами, юрист стоял у высокого стрельчатого окна и смотрел на Замковую гору. Там, в полулиге от места, где он сейчас находился, возвышалось над Вигенбургом родовое гнездо курфюрстов Уррена. Построенное в виде строгой, лишенной архитектурных излишеств цитадели, оно до сих пор было предметом гордости столичных жителей. Три белых, высотой по сто пятьдесят футов башни, соединенные меж собой охряными стенами с гребешком фигурных мерлонов, в самом деле выглядели внушительно. Но юрист знал, что после сдачи столицы войскам Максимиллиана I замок утратил свое значение, перестав служить курфюрстам оплотом и жилищем.

– Может, приказать еще вина или пива? – спросил комиссар. – Твой трактирщик перестарался с чесноком и перцем в баранине. У меня во рту настоящий пожар.

– Не стоит, Фридрих, – ответил фон Бакке, не оборачиваясь. – Мы славно угостились за завтраком… не хочу больше пить.

– Ну, как знаешь, Альфред, – чиновник громко зевнул. – Честно говоря, не спеши ты так назад, я бы сейчас прилег вздремнуть. И посоветовал бы тебе похрапеть часок-другой. У моей домоправительницы отличные перины.

– Благодарю, но мне совершенно не хочется спать, – солгал гость, продолжая рассматривать цитадель.

За его спиной Фридрих колокольчиком вызвал слугу. Приказал принести ему светлого. Отчаянно зевая, вернулся к составленному фон Бакке прошению по делу некоего Цимма. С Альфредом имперский комиссар познакомился еще в Донауссе, где оба были школярами. После окончания учебы, почти через десять лет дружба возобновилась, когда фон Бакке переехал в столицу княжества защищать интересы Коммерческого банка. Совсем недавно они снова расстались – юриста отправили в Мевель.

Слыша за спиной заразительное мычание приятеля, Альфред не удержался, украдкой тоже зевнул. Заморгал слипающимися глазами, и, чтобы хоть как-то взбодриться, прижался лбом к замерзшему стеклу. Он бы сейчас с удовольствием окунулся в перины, но Вальбах просил решить все по-возможности быстро и, не задерживаясь, вернуться в Мевель. А сегодня еще предстоял визит в канцелярию имперского судьи.

– Представляю, что творилось вчера утром в городе, – пробормотал фон Бакке. – Ты провожал поезд курфюрста?

– Угу. От самого дворца до Триумфальных ворот. Три часа убил на холоде под мокрым снегом. Брр-р! И все ради того, чтобы два раза попасть на глаза Леопольду.

"Нет людей более слепых, чем венценосцы, – меланхолично подумал юрист, плохо веривший в благодарность королей. – Правда, в истории хватает примеров, когда человек мгновенно взлетал на самый вверх, благодаря тому, что вовремя оказался перед благосклонным взглядом монарха. Что не мешало счастливчикам так же стремительно падать. И хорошо, если не в объятия палача. Да и сами короли – всего лишь люди в глазах Господа Всемогущего. Цитадель на Замковой горе – хороший тому пример".

– М-м-м… – он подавил очередной зевок.

Согласно Годштадскому миру, полтораста лет назад семья курфюрста вынужденно покинула Гору, как ее для краткости называли местные бюргеры. И перебралась за реку, делившую Вигенбург на две неравные части – Подгорную и Низкую. В небольшой, изящный дворец из фиолетового туфа, с миниатюрными башенками под остроконечными, вызолоченными крышами.