Ученик монстролога - [4]

— Мы теперь в одной упряжке. Я должен доверять тебе, а ты, в свою очередь, должен доверять мне. Уилл Генри, где мой чай?

Я рванул вверх по лестнице. Внизу старик продолжал говорить:

— Я должен кормить семью. Моя жена, она очень больна; ей нужны лекарства. Я не могу найти работу, а что толку мертвым от золота и драгоценностей?

Они оставили заднюю дверь дома приоткрытой. Я захлопнул ее и накинул крючок, но не раньше, чем осмотрел переулок. Я ничего не увидел, кроме тумана, который сгустился еще больше, и лошади, чьи огромные глаза выделялись на тощей морде и, казалось, молили меня о помощи.

Пока я готовил чай, я слышал голоса, то громкий, то тихий. Эразмус говорил с истеричными тонкими нотами, Доктор отвечал ему ровно и спокойно, но за этим спокойствием я чувствовал скрытое нетерпение, вызванное, вне всякого сомнения, желанием как можно скорее развернуть страшный сверток, привезенный стариком.

Ноги без ботинок очень замерзли, но я изо всех сил старался этого не замечать. Я поставил на поднос сахар, сливки и две чашки — хотя Доктор и не просил о второй, я подумал, что старику неплохо было бы успокоить расшалившиеся нервы и выпить горячего после того, что он пережил.

— …копал, как вдруг земля подо мной сама обвалилась, — рассказывал старый расхититель могил, как раз когда я спускался по лестнице с подносом в руках. — Как будто я докопался до пустоты, до какой-то дырки в земле. Я шмякнулся лицом прямо о крышку гроба. И то ли я ее пробил головой, то ли ее сломал… сломало это… до того, как я упал.

— Крышку сломал не ты, это точно, — сказал Доктор.

С момента моего ухода в лаборатории ничего не изменилось: Доктор все так же стоял, опершись о перила, а старик сидел, трясясь, на табурете. Я поднес ему чашку чаю, и он с благодарностью приник к ней.

— О, меня до сих пор холод пробирает до костей! — простонал он.

— Да, весна нынче холодная, — заметил Доктор.

Мне бросилось в глаза, что его томит присутствие старика. Он жаждал немедленно начать действовать.

— Я не мог просто взять и оставить это там, — объяснял старик. — Просто прикрыть обратно и бросить? Нет, нет. Во мне все же больше уважения. Во мне есть страх Божий. И страх перед Вечным Судом! Преступление, Доктор! Отвратительное, гадкое преступление! Так что как только я собрался с духом, я с помощью лошади и веревки вытащил их из ямы, завернул… и привез сюда.

— Ты правильно поступил, Эразмус.

«Есть только один человек, который знает, что с этим делать, — подумал я. — Простите меня, но вы, конечно, знаете, что говорят про вас и про невероятные вещи, происходящие в этом доме. Только глухой не слышал о Пеллиноре Уортропе и доме на Харрингтон Лейн!»

— Тогда мне просто повезло, что ты не глухой, — сухо сказал Доктор.

Он подошел к старику и положил обе руки ему на плечи:

— Даю тебе слово, что буду молчать обо всем этом, Эразмус Грей. И, надеюсь, ты тоже. Я никому не расскажу о твоей причастности к этому «преступлению», как ты его называешь, и я уверен, ты будешь держать рот на замке относительно меня. Теперь возьми вот это — тебе на нужды…

Доктор достал из кармана несколько купюр и вложил их в руку старика.

— Не хочу, чтобы ты подумал, будто я тебя выставляю, но каждая минута, проведенная здесь тобою, ставит под угрозу твою жизнь и мою работу. И то, и другое важно для меня, хотя одно, возможно, немного важнее другого, — добавил он с натянутой улыбкой и обернулся ко мне: — Уилл Генри, проводи нашего гостя до дверей.

Он снова посмотрел на Эразмуса Грея:

— Сэр, вы оказали неоценимую услугу науке.

Казалось, старика больше заинтересовал денежный эквивалент неоценимой услуги, так как он, открыв рот, во все глаза рассматривал деньги, вложенные в его все еще дрожащие руки. Доктор Уортроп помог ему подняться на ноги и настойчиво подвел к лестнице, одновременно напоминая мне не забыть запереть заднюю дверь и найти свои ботинки.

— И не возись там долго, Уилл Генри. У нас тут работы на всю ночь. Пошевеливайся!

Старый Эразмус Грей еще потоптался на пороге, положив грязную руку мне на плечо, а другой крепко сжимая потертую соломенную шляпу. Его слезящиеся глаза вглядывались в туман, теперь уже полностью поглотивший и лошадь, и телегу. Только лошадиное фырканье да тихий стук копыт о булыжник свидетельствовали о том, что животное все еще ждет.

— Зачем ты здесь, мальчик? — спросил старик неожиданно, сжав мое плечо. — Не детское это дело.

— Мои родители погибли при пожаре, сэр, — ответил я. — Доктор взял меня к себе.

— Доктор, — эхом повторил Эразмус. — Все называют его так, но что именно он за доктор?

Доктор абсурдного и нелепого, мог бы ответить я. Доктор необъяснимого и странного. Доктор невыразимого. Вместо этого я выдал ему тот же ответ, который сам получил от Доктора вскоре после того, как стал жить в доме на Харрингтон Лейн.

— Философии, — сказал я не очень уверенно.

— Философии! — воскликнул старик приглушенно. — Не так бы я это назвал, уж точно — не так.

Он нахлобучил шляпу на голову и побрел в тумане, пока тот не поглотил его.

Несколькими минутами позже я спускался вниз по лестнице в подвал, в лабораторию. Я уже запер дверь и нашел ботинки, после нескольких минут лихорадочных поисков обнаружив их ровно там, где и оставил прошлым вечером. Доктор тем временем ждал меня у подножия лестницы, нетерпеливо барабаня пальцами по перилам. По всему было видно, что «пошевеливался» я, по его меркам, плохо. Что до меня, то я не слишком стремился приступить к предстоящим делам. Уже не в первый раз кто-нибудь подкатывал к задней двери нашего дома среди ночи с жутким грузом, хотя сегодняшний, надо признать, был самым громоздким за все время моего проживания у Доктора.