Ученик аптекаря - [12]
— Он был совершенно прав, малыш, — задумчиво сказал Аптекарь, — когда в письме другу своему Роджеру Бэкону, второму светлейшему уму той эпохи, писал: «Тебе я открою тайну, но от прочих утаю эту тайну тайн, ибо она может стать предметом и источником зависти. Вот почему я прошу тебя и заклинаю именем Творца всего сущего утаить эту книгу от невеж и глупцов». Понимаешь, — Аптекарь вытянул губы трубочкой, — в этой книге Магнус дает ключ не только к пониманию человеческой природы и постижению предопределенностей в зависимости от тех или иных обстоятельств, но к тому, о чем мечтает каждый, — ключ к управлению своей судьбой. Разумеется, и сегодня, проанализировав особенности характера, изучив гороскоп, линии руки, радужную оболочку зрачка, почерк, мы можем с определенной долей вероятности предсказать будущее, но Магнус, судя по всему, нашел возможность им управлять.
Присутствовавшая в комнате матушка до того заинтересовалась этой историей, что на протяжении всего рассказа так и просидела с незажженной сигаретой. Потом она щелкнула зажигалкой и, жадно затянувшись, спросила:
— И где же эта книга?
— Никто не знает, — развел руками Аптекарь. — Достоверно известно, что из трех существовавших экземпляров два погибли. Один, свой собственный, уничтожил сам Альберт, другой сжег перед смертью Нострадамус. А судьба третьего, принадлежавшего Бэкону, неизвестна. О нем упоминал Вико. Вроде бы книга попала в Константинополь, а после захвата города турками следы ее теряются. Периодически возникают разные слухи о ее местонахождении, к примеру, что с Liber Fatis был знаком знаменитый каббалист, святой Ари из Цфата, но толком ничего неизвестно. Не исключено, что третий экземпляр погребен в архивах Ватикана, однако вряд ли нам суждено узнать об этом: Святой престол умеет хранить тайны. Но, скорее всего, и он исчез навсегда…
История эта какое-то время волновала мое воображение, но вскоре я о ней позабыл, потому что дел у меня хватало. Помимо математики, химии, биологии, физики, ботаники, анатомии и астрономии Аптекарь приобщал меня к провизорской премудрости, и вскоре я уже принимал участие в приготовлении лекарств, а в свободное время я помогал Веронике, той самой светловолосой женщине, обслуживать покупателей.
Субботними вечерами, а то и чаще, после закрытия аптеки у нас собирались друзья Аптекаря. Как-то Аптекарь сказал, что ежели король Артур сумел найти всего лишь двенадцать достойных, и это во времена героические, когда люди были титаны и все такое прочее, то по меркам нашего мелкого времени каждый из сидящих за столом в зале стоит всех рыцарей, вместе взятых. Как и почему их стали называть кавалерами, мне неизвестно, хотя я подозреваю, что это придумала Вероника. «Настоящие кавалеры, — смеялась она, — учтивые, великодушные, смелые и слегка старомодные».
Я с нетерпением ждал этих вечеров, когда откупоривались бутылки вина и светлое облако любви и дружества окутывало пирующих под чучелом крокодила кавалеров.
Легкий, словно собранный из пружинок, Кукольник что-то нашептывал огромному каббалисту Эли — и вдруг — раз! — вынимал из его уха бабочку. Изумленный Эли трогал прилепленную к голове кипу, грозил Кукольнику пальцем и осторожно, чтобы не раздавить, обнимал. Поляк с пуком седых волос на макушке — остальные волосы он сбривал, — поблескивая глазами, повествовал Марии и Веронике о своих любимых индейцах. Художник морщился, глядя на свои отражения в висящих повсюду зеркалах. Утверждая, что нормальное — сиречь толстое — тело ничуть не менее красиво, чем эти ходячие скелеты, он безуспешно пытался похудеть, но любовь к еде пересиливала волю, и его живот, выплескиваясь из рубашки, волной нависал над брючным ремнем. Как всегда безупречно одетый, удачливый промышленник и страстный коллекционер Оскар, приподняв бровь, разглядывал на свет вино в высоком бокале, которое только что налил ему Анри. Шею Анри украшал платок, коричневый в голубой горошек, а голубые глаза, ярко светившиеся на загорелом, в сетке глубоких морщин лице, то и дело поглядывали через окна в сад, где поблескивало медными деталями его любимое детище — летательный аппарат, который все называли Агрегатом. Аппарат этот он начал проектировать несколько лет назад, и хотя по мере необходимости кавалеры оказывали Анри необходимую помощь, никто из них и в мыслях не допускал, что нелепое это сооружение годится на что либо иное, как служить диковинным украшением какой-нибудь детской площадки. Анри, однако, был преисполнен непоколебимой веры в свой проект и при любой попытке выразить сомнение в его жизнеспособности гордо заявлял: «Жалкие, приземленные, в прямом смысле этого слова, людишки. Агрегат обречен на феерический успех!»
Эжен, журналист, высокий, поджарый, со щеткой седеющих усов над красиво выгнутым ртом, поигрывая рубиновым кольцом на безымянном пальце левой руки, что-то шептал, наклонившись к Елене, и та, откидывая украшенную гривой золотисто-рыжих волос голову, смеялась, блестя ровными белыми зубами.
