Учение древней Церкви о собственности и милостыне - [110]
Изложением учения о милостыне св. Иоанна Златоуста можно было бы закончить обзор учения о милостыне всей восточной древней Церкви, так как вопрос рассмотрен святителем с исчерпывающей полнотой. Но считаем все же нелишним в дополнение к изложенному учению святых отцов восточной Церкви еще сделать краткие замечания о взгляде на милостыню христианских подвижников-монахов. Мы не излагали их учения о собственности, а в связи с этим — о богатстве и бедности, потому что общемонашеский взгляд на эти предметы открывается со всей несомненностью из подвижнических уставов. Что же касается взгляда на милостыню, то в аскетической письменности он раскрывается несколько иначе, как бы своеобразным путем, сравнительно с постановкой вопроса в общецерковном учении. И нам нетрудно понять необходимость своеобразной постановки вопроса в аскетической письменности. Дело в том, именно, что учение о милостыне находится в неразрывной связи с учением о собственности, как это мы уже видели. В виду отрицания иноческими уставами института частной собственности перед монахами и в особенности идейными руководителями иноческой жизни неизбежно возникал вопрос: как же смотреть на долг творить милостыню, долг, заповеданный Господом и имеющий, по учению Церкви, всеобщее значение? Ответить, что монах свободен от этого долга значило бы стать в противоречие с общецерковным пониманием всеобщности долга творить милостыню. А если стремиться выполнить этот долг в такой именно форме, в какой он обычно осуществлялся в мирской жизни, значило отказаться практически от основного принципа иночества — отрицания права частной собственности в монашеском общежитии — и внести в иноческую жизнь великий соблазн оправдывать ссылкой на долг творить милостыню страсть любостяжания, как об этом соблазне ясно говорят подвижнические писания. Вот эта сторона дела, именно согласование всеобщности долга творить милостыню с монашеским обетом отречения от собственности, и представляется, собственно, интересным оттенить в подвижническом учении, так как остальные вопросы о побуждениях к милостыне, свойствах ее и т. д. решаются и в аскетической письменности по существу одинаково с общецерковным взглядом на предмет.
Едва ли будет ошибочно назвать преп. Исаака Сарского наиболее ярким проповедником созерцательного аскетизма. Нельзя более сильно оттенить значение совершенного безмолвия и совершенного отречения от общения с людьми для беседы души с Богом, чем сделано это преп. Исааком. И, однако, в его же наставлениях мы встречаем очень определенно выраженное указание на всеобщее значение долга творить милостыню; и притом характеризуется значение милостыни буквально согласно с учением великого проповедника христианской общественности св. Иоанна Златоуста. «Если имеешь что лишнее для дневной потребности, — советует преп. Исаак, — раздай это нищим и иди с дерзновением приносить молитвы твои, то есть беседуй с Богом, как сын с отцом. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не производит в душе такой тишины, как произвольная бедность»[934]. «Хочешь ли, — спрашивает авва в другом своем слове, — умом своим быть в общении с Богом, приняв в себя ощущение оного услаждения, не порабощенного чувством? Послужи милостыне. Когда внутри тебя обретается она, тогда изображается в тебе оная святая красота, которой уподобляешься Богу. Всеобъемлемость дел милостыни производит в душе общение с Божеством без посредства какого-либо времени к единению со славой светлости»[935]. «Даю же тебе, брат, и сию заповедь: пусть у тебя всегда берет перевес милостыня, пока на самом себе не ощутишь той милостыни, какую имеешь ты к миру. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть нам в себе самих то подобие и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сим и подобным сему будем просвещаться для того, чтобы нам с просветленным произволением подвигнуться к житию по Богу. Сердце жестокое и немилосердное никогда не очистится. Человек милостивый — врач своей души, потому что как бы сильным ветром из внутренности своей он разгоняет омрачение страстей. Это, по евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами взаем Богу»[936]. При этом преп. Исаак характеризует христианскую милостыню как выражение доброго настроения благотворителя и ценность ее полагает не в деньгах, которых могло и не быть у монаха, но в том или ином проявлении милосердия. «Когда подаешь, — поучает преп. авва, — подавай с великодушием, с ласковостью на лице, и снабди в большей мере, нежели сколько просил. Ибо сказано: посли хлеб твой на лице воды и не по многом времени найдешь воздаяние[937]. Не отделяй богатого от бедного и не старайся распознавать достойного от недостойного: пусть все люди будут для тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом можешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством телесного скоро привлекается в страх Божий. И Господь разделял трапезу с мытарями и блудницами и не отлучал от себя недостойных, чтобы сим способом всех привлечь в страх Божий, чтобы посредством телесного приблизились к духовному. Поэтому благотворением и честью уравнивай всех людей, будет ли кто иудей, или неверный, или убийца, тем паче, что и он — брат тебе, одной с тобой природы и не с ведением заблудился от истины. Когда сделаешь кому добро, не жди от него воздаяния; и за то, и за другое вознаградит тебя Бог. А если возможно для тебя, делай добро и не ради будущего воздаяния»
