Ученица волшебника - [39]

— Что тебе?

— Я бы хотела с вами поговорить.

Мольфи нервно комкала в руках подол накрахмаленного фартука.

Румпль отложил книгу, снял очки и внимательно посмотрел на мнущуюся у входа девушку.

— Присаживайся и рассказывай, что тебя так взволновало.

Она присела на край стула и выложила все, что знала о новых увлечениях Уртиции.

Румпль откинулся на спинку кресла и задумчиво протер очки кусочком фланели.

— Если честно, Малфрида, то я знаю об этом.

Она удивленно раскрыла глаза.

— Уртицию поглотило чувство мести, и я указал ей путь, которым она может достичь своих целей.

— Но зачем вы это сделали!!!

От удивления Мольфи даже не задалась вопросом, откуда их учитель настолько сведущ в запретных искусствах.

— Ей нужна была цель существования. Ей нужно было на что-то опереться, чтобы одолеть постигшую ее утрату. И магия вернула ей смысл жизни.

Мольфи задумалась. В чем-то он прав. Но во всем ли?

Румпль внимательно посмотрел ей в глаза.

— И если ты хочешь помочь ей стать прежней и преодолеть тяжесть утрат, ты должна ей содействовать.

Девушка вздохнула. Она действительно очень хотела, чтобы ее подруга стала прежней. Ведь графиня, несмотря на всю разницу их положения, уже стала ей подругой. А все произошедшее с Уртицией ей казалось страшно несправедливым, и она была бы очень рада хоть как-то это исправить. Однако избранные учителем методы все же представлялись ей не слишком подходящими.

— Но это же запретная магия… — робко возразила она.

Румпль мягко улыбнулся.

— Ты многого не знаешь, дитя мое. Все пути магии одинаковы, о чем писал еще великий Аркагур. Дело лишь в том, что отцы-основатели Империи сочли некоторые из них слишком опасными, чтобы доверять их неопытным людям. С тех прошло много времени и обычные опасения стали мертвой догмой. А в умелых руках запретные пути столь же безобидны, как и законные дисциплины, изучаемые в столичных коллегиях. Скажи, разве жрецы не используют магию жизни, чтобы исцелять больных и поддерживать слабых?

Мольфи согласно кивнула.

— Ты, конечно же, можешь возразить, что Уртиция начала с магии смерти.

Девушка не хотела ничего возражать, но перебивать не стала.

— Это на первый взгляд разумное возражение. Но магии жизни и смерти неотделимы друг от друга. Вспомни Сестер Юга, чьи изображения можно видеть в любом храме. Одна из них дает жизнь, другая забирает… Они по сути своей символы четвертого манускрипта магии. Тоже можно сказать и про другие пути, что принято считать запретными.

— Но закон… — неуверенно произнесла Мольфи.

— Закон велик, — согласно кивнул Румпль, — но посуди сама, разве можно применять одни и те же правила к разным вещам. Рыбы плавают в воде, а птицы летают в небе. Разве их можно подчинить одному закону? Так и люди. Закон написан для простолюдинов, но сильным мира сего дозволено многое, что не дозволено остальным. А люди имеющие талант к волшебству — соль земли. Они способны на многое и глупо ограничивать их возможности. Ведь лишенные доступа к знаниям они не смогут применить их на благо.

— Но Уртиция, — пролепетала девушка.

— Ты сомневаешься, применит ли она свои таланты на благо? И ты абсолютно права. Человеку свойственно ошибаться. И наша с тобой задача не дать ей это сделать. Мы должны помочь ей не допустить ошибок!

— Но разве я…

— Несомненно. У тебя огромный талант к магии, девочка моя, и нельзя позволить ему пропасть бесследно.

Мольфи лишь удивленно хлопала ресницами.

— Посмотри сюда, — Румпль протянул ей книгу, — что ты видишь?

— Книгу…

— Какую книгу?

— Букварь. Обыкновенный букварь.

— Закрой глаза.

Мольфи послушно выполнила указание.

— Постарайся осознать, что за книгу ты держишь в руках.

В мысленном мире образов книга задрожала, по ее страницам пронеслась рябь, словно по глади пруда при порыве осеннего ветра. Прежние буквы смазались, пергамент сразу постарел, пожелтел, стал каким-то волокнистым, словно это был не пергамент а какой-то совсем иной материал, и на нем выступили ряды совершенно неизвестных девушке значков, непонятные схемы и чертежи.

— Ой!

Она открыла глаза. Книга еще несколько мгновений оставалась такой же странной, но затем рябь снова пронеслась по ее страницам, превращая их в обычные пергаментные листы букваря.

— Что это?

— Это очень старая книга. Я привез ее в молодости с той стороны восточного моря. В ней содержатся древние и очень важные знания, многие из которых ныне, увы, забыты.

— Тоже запретная магия? — осторожно спросила Мольфи.

— Нет, — улыбнулся Румпль, — всего лишь геометрия, зодчество и ирригация.

— Ирри… что?

— Не бойся. Это не школа темной магии, — усмехнулся Румпль, — это наука о проведении каналов и орошении земли.

— Но зачем ее орошать? Она и так почти всегда сырая. У нас перед домом вечно лужа…

Учитель с трудом удержал смех.

— В тех краях, где эта книга была написана, вода ценится на вес золота. Ее там так мало, что даже трава не может расти, и вся земля покрыта песком и пылью.

— Я читала об этом, — похвасталась Мольфи, — это называется пустыня.

— Правильно. Но главное не это. Главное то, что ты смогла увидеть. Ты знаешь, как это получается?

Девушка отрицательно замотала головой.

— Когда ты закрываешь глаза, что ты видишь?