Ученица - [60]

Всё было отлично, пока Гермиона читала дореволюционных классиков. Мистер Кливен с явным наслаждением отвечал на все вопросы, давал пояснения, рассказывал свои личные впечатления. Ему явно нравилось разговаривать на такие темы. Он даже завёл отдельную традицию, накрывая вечером стол в саду, где на свежем воздухе, наслаждаясь чаем и заказанными специально для таких вечеров баранками. Говорил, что в своём имении они именно за таким столом собирались всей семьёй, называя эти сборы вечерними посиделками. Именно за такими посиделками они с девочкой и вели разговоры о литературе. А в последнее время к ним стали присоединяться и родители Гермионы, из-за которых они вынуждены были переходить в общении на английский язык. Это не мешало говорить о книгах, но сдерживало обсуждение стихов. Впрочем, всё равно все оставались довольны, даже родители девочки, которым явно импонировало такое разностороннее образование собственного ребёнка и то, с каким знанием вопроса она ведёт разговор.

Проблемы начались, когда Гермиона добралась до постреволюционной литературы. Булгаков и у неё, и у мистера Кливена пошёл на ура, благо у него все аллюзии его времени в СССР давались весьма понятно и особого непонимания не вызывали. У девочки, конечно, возникли вопросы, но мистер Кливен помог разобраться. А вот случайно прочитанную попавшуюся ей под руку книгу «Двенадцать стульев» девочка не поняла. Причём интуитивно она понимала, что она не совсем о похождении обаятельного мошенника и сына турецкоподанного. Уже на этой фразе у неё возникли вопросы. Зачем писатели так выделили этот момент? И если он турок, почему его никто за турка не принимал? И таких вопросов у неё возникло море. Привыкнув доводить начатое дело до конца, Гермиона решительно отправилась к наставнику…

Оказалось, что он такую книгу не читал и сам оказался озадачен некоторыми вопросами ученицы. Добросовестно прочитал и задумался.

— Полагаю, тут я мало чем смогу тебе помочь, — наконец со вздохом признался он. — Книга носит явно иронический характер, а такие вещи часто привязывают к определённой эпохе. Часто бывает, что уже следующему поколению многие шутки, кажущиеся их родителям смешными, становятся просто непонятны. А я вообще не знаю, что творилось на родине в тот момент. Хотя вот по турецкоподданному могу дать пояснение.

— Да? Он действительно турок?

— Нет, — рассмеялся мистер Кливен. — Понимаешь, на юге Российской империи находились все самые оживлённые порты, через которые шла торговля, естественно, такие места привлекали к себе внимание торговцев всех мастей, контрабандистов, мошенников и других подобных им людей. Потому там, где собрались люди самых разный национальностей: евреи, армяне, греки, сербы, хорваты и многие-многие другие, образовалась весьма специфическая атмосфера мирового базара. Я как-то бывал в Одессе… Впрочем, кто не был там ни разу, тот всё равно не поймёт. Да и не важно это. А когда началась революция, многие из этой публики, чтобы хоть как-то защитить себя, стали массово принимать подданство иностранных держав. Проще всего было стать турецкими подданными. Когда мы с семьёй убегали из России, мы как раз проезжали по тем районам. Так что, подозреваю, авторы просто иронизируют над массовой сменой национальности. Сын турецкоподданного в книге означает как раз сына таких вот хитровывернутых торговцев.

— О-о-о… Но ведь это значит, что в книге можно найти и другие похоже моменты?

— Скорее всего так и есть. Авторы явно неглупы и прошлись по многим проблемам того времени, но, чтобы понять о чём говорится в книге, надо иметь хотя бы минимальное представление о происходящем в России.

— Вот когда вы мне объяснили про этого подданного сразу стало намного интересней.

— Когда понимаешь прочитанное, всегда интересней. Ты ведь уже убедилась, что язык, это не только набор слов, но и вкладывающийся в них смысл, который не всегда совпадёт со значением слов.

— Значит нужно найти того, кто объяснит.

Мистер Кливен очень напрасно не обратил внимания на последнюю фразу девочки. В оправдание ему можно сказать, что даже родители не поняли, что творится в умной лохматой голове их дочери.

В силу возраста Гермиону не сильно интересовала политика, но в силу врождённого любопытства, от которого умерла не одна кошка, прислушивалась к разговорам взрослых, которые её обсуждали при ней. Так что слова «перестройка» и «гласность» вовсе не были для неё чем-то непонятным. Обдумав всё так и этак, даже сделав вывод, что родители, если их заранее поставить в известность, могут не согласиться с ней, она однажды уговорила их съездить с ней на экскурсию по Лондону и даже отпросилась у мистера Кливена на все выходные. Дальше осталось вроде бы ненароком привести родителей к советскому посольству, прогуляться там, выбрать небольшую группу вроде бы ничем не занятых людей, похожих на туристов и заговорить с ними. Родителям оставалось только стоять рядом и растерянно улыбаться, не понимая, о чём говорит их дочь. Причём туристы выглядели ничуть не менее растерянными, чем сами родители лохматого чуда, которое с серьёзным видом, пересыпая речь извинениями за доставленное неудобство (вежливости много не бывает), спрашивала будет ли у уважаемых гостей их прекрасной страны время, чтобы обсудить кое какие вопросы по прочитанным книгам, на которые никто из знакомых, по причине их незнания языка, ответить не могут.