Учебный отпуск. Часть 1: Гром над Балтикой - [44]

Ага! Принятие присяги… Ну-ка, ну-ка… Чтобы не мешать людям, я сбавил шаг и стал красться по стеночке.

Раздались громкие команды, ударил оркестр, и к столу вышел первый новобранец. Ишь ты! Где они только автоматы взяли? У нас в полку технари все больше с винтовками бегали… До меня донеслись слова Присяги:

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик… принимаю присягу и торжественно клянусь… до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине…

Над аэродромом радостно вздохнул порыв ветра и развернул тяжелые складки боевого Знамени. Оно колыхнулось, вспыхнуло багрянцем в солнечном луче, знаменосец напряг руку, стяг ударил тяжелым хлопком, как бы одобряя слова клятвы…

Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Да… когда-то и я произнес эти слова. Точнее – еще произнесу… Принимаю Присягу и торжественно клянусь… Не щадя своей крови и самой жизни…

Ни Виктор Туровцев не щадил, ни я… Так и надо. Война… Почему-то, вдруг, вспомнился другой текст. Искал что-то в Интернете, и случайно бросилось в глаза…

Текст присяги новой демократической России. "Демократический", скажем так, текст… Признаться, я тогда не то, чтобы ошалел, нет… Задумался я… Текст присяги звучал так:

Я………., торжественно присягаю на верность своему Отечеству, Российской Федерации.

Верность своему Отечеству, все хорошо, все правильно….

Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников.

Тоже нужное дело…

Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество.

А вот тут я споткнулся… Не пойму я что-то… Неправильность какая-то… царапнуло меня что-то. А ну-ка, еще раз. А-а… вот оно что… Народ и Отечество на последнем месте, значит… Первым делом надо защищать конституционный строй, значит! Ну, да… Этот самый конституционный строй ребята строили, строили, под себя, под свою власть ладили-мастырили, сколько народа угробили, страну поделили и разворовали, наделы себе барские нарезали… Действительно, что же еще защищать, как ни этот самый строй! Их строй… Кто покусится на святое – враз по башке! "Гремя огнем, сверкая блеском стали!"

А народ и Отечество – да куда они денутся, если этот самый конституционный строй будет крепок и нерушим! Перебьются как-нибудь эти самые народ и Отечество! Не до них сейчас. Все на защиту конституционного строя, господа!

Мне враз поплохело. Поднялась злость и жёлчь. Э-эх, врезать бы кому в морду! Да не найдешь сейчас тех, кто заложил эту страшную мину с замедленным взрывателем под мою страну, под мой народ. Сейчас они все в полувоенных френчах и галифе, с партбилетами… в Ашхабаде Родину защищают! Как говорится – мы же вам не мешали на танках всю войну кататься, что вы к моей "Победе" привязались? Что, на складе "Победу" не заработаешь? А где вы танк купили, я вас спрашиваю? Тьфу!

Хмурый и злой я зашел к командиру полка.

— Ты чего такой злой, майор? — удивился полкан. — Вроде все в порядке у тебя? Или я чего не знаю?

— Надоело Степан Федорович на твоих хлебах ошиваться. На фронт нам пора! На фронт!

— Ну, так тебя никто, кажется, и не держит! Поднимай своих драчливых птенцов – и фьюи-и-ить!

— Да… прав ты. Именно – и "фьюи-и-ить!" Пора, давно пора… Ничего, осталось дней десять, а то и меньше… Скоро все наши истребители закончат производством, облетаем, постреляем, и – вперед! Ты нам запланируй ероплан какой – мешок на стрельбах потаскать?

— Надо – сделаем! Ты не грусти, Виктор Михалыч, не грусти! Заездил ты сам себя. Сядь, успокойся… Коньячка хочешь?

— А давай! По последней…

— Ты так, Виктор, не шути! Нельзя так говорить! Ишь, ты! У нас, в авиации – и такие слова! Даже думать так не моги! Понял?

— Да я имел в виду, что пора и мне на тренировочные полеты, пить надо прекращать, в воздух мне надо…

— Вот и лети себе… в воздух! А слово "последний" – забудь! Последний у нас путь будет… До холмика и троекратного залпа… А пока живи и говори – "крайний", понял?

— Да понял я, понял! Наливай, давай, Степан Федорович! Сам меня сагитировал, а сам конячишку-то и жмет! Ну, будем жить!

— Будем, обязательно будем!

* * *

Наконец, после обеда, дали "добро" на полеты. Аэродром басовито загудел в привычном ритме работы. Комполка выделил нам двух своих летчиков, которые будут изображать самолеты противника. Два истребителя пошли на взлет. Вокруг наших третьяков, оборудованных кинофотопулеметами, "звеньевые" размахивали руками, как-будто дирижировали большим симфоническим оркестром. "Чекисты" и "бандиты", молча кивая головами, слушали последние наставления Извольского и Кузьмичева.

Взлет! В воздух пошла и наша пара. Учебные стрельбы начались.

Конвейер стрельб был отлажен до мелочей. Как только наш третьяк садился, к нему тут же бежали специалисты из фотолаборатории полка, быстренько снимали отработанную фотопленку и с топотом неслись в лабораторию. Оттуда, размахивая еще влажными фотографиями, на старт неслись наши посыльные. Летчики окружали своих "звеньевых", и внимательно изучали свои промахи и победы. Особо удачные фотографии с шутливыми поясняющими надписями вывешивались на стенд для "Боевых листков". Дело пошло, и надо сказать – пошло неплохо!