Учебные часы - [72]

Она нетерпеливо ерзает.

Приглашая меня насладиться ей.

— Когда я закончу с тобой, я трахну тебя в этом жемчуге, — рычу я, снимая боксеры и взбираясь к ней на кровать.

Джеймсон раздвигает свои бедра, широко разводя их, маня меня.

Так заманчиво, что мой рот наполняется слюной. Я изголодавшийся, и только Джеймсон может удовлетворить мой голод.

Я задерживаюсь над ней, балансируя над тем местом, где она хочет меня больше всего. Наклоняюсь и провожу языком по внутренней стороне ее бедра. Отодвигаю лоскуток ткани, покрывающий ее гладкую киску, и чувственно повожу языком.

Раз. Два.

Хриплые, удивленные вздохи наполняют воздух, когда я порхаю вверх и вниз над ее клитором, подразнивая его кончиком языка.

— О черт, о черт, — кричит она, дергая меня за волосы. — Не смей… останавливаться. Ооооо…

Я и не собираюсь.

Зацепившись пальцами за пояс ее трусиков, я стягиваю их вниз. Вниз по бедрам. Вниз по ногам. Джеймсон шире разводит ноги, извиваясь бедрами на кровати, нетерпеливая и обнаженная, если не считать блестящей нитки жемчуга на ее красивой шее.

Мои пальцы раздвигают ее внутренние лепестки, и я втягиваю их в рот и посасываю, затем глубоко проникая языком, как будто от этого зависит наша жизнь.

Глава 37

«Ты напоминаешь мне мизинец: маленький, симпатичный… и я, наверное, трахну тебя на кухонном столе посреди ночи».

Джеймсон

— Ложись на спину.

Команда выходит более требовательной, чем я предполагала, но производит желаемый эффект. Себастьян бросается на спину, голый, как в день своего рождения, и я восхищаюсь его видом. Его жесткие мышцы, мозолистые руки, все в нем напряженное и твердое.

Но одновременно с тем и нежное.

Я удивляюсь тому, что его заводят мои кардиганы.

Мои жемчужины заводят его.

Настолько, что, когда я протягиваю руку за шею и расстегиваю блестящую нитку, темные глаза Себастьяна зачарованно блестят. Похоть.

— Зачем ты его снимаешь? — протестует он. Его вес перемещается на матрасе под нами, когда он кладет свои толстые руки за голову, чтобы изучить меня. — Пожалуйста, не снимай его. Оно мне нравятся.

Мои брови поднимаются, как бы говоря: «ты знаешь, почему я его снимаю».

— Тебе это нравиться?

Я сжимаю золотую застежку двумя пальцами и позволяю жемчужной веревке болтаться по его крепкой, вздымающейся груди. Затем я не опускаю их, проводя теплыми жемчужинами по вызывающе торчащим соскам.

Себастьян облизывает губы, медленно проводя зубами по дразнящей нижней губе.

— Я сказал, нравятся? Я имел в виду, что люблю его.

Жемчужины скользят вниз по его обнаженному телу, вниз по гладкой коже груди. Вниз по рельефу его каменно-твердого пресса. Его тазу. Я позволяю им погрузиться в ложбинку между его ногами, на его мощные бледные бедра.

Я медленно поддразниваю, перемещаю жемчуг вверх. Потом вниз.

Вверх. Вниз.

Он издает гортанный стон. Чувственный. Настолько голодный, что когда его бедра дергаются, его руки лихорадочно тянутся ко мне, руки трясутся так же, как и ноги.

— Иди сюда, детка, иди сюда.

— Да.

Одно слово, и я хватаюсь за блестящее ожерелье. Я опускаюсь на матрас, моя киска пульсирует и изнывает от желания.

Он горячий, я еще горячее.

Мне это нужно. Ему это необходимо.

Мы оба этого хотим.

Умоляем об этом.

— Да. Пожалуйста, надень презерватив. — Мой голос дрожит от нетерпения так же сильно, как мое женское естество. Я крепче сжимаю жемчуг в руке. — Я так сильно хочу тебя.

— Я надену после того, как ты снова наденешь жемчуг для меня, — хрипло требует он, глаза сверкают, когда я надежно закрепляю их на шее и лажусь на спину, с волосами, рассыпающимися по подушке. — Ты такая сексуальная.

Себастьян начинает медленно двигаться вверх по моему телу, жесткий член и его влажное желание, касается внутренней стороны бедра. Он свисает с кровати, чтобы схватить презерватив со своей прикроватной тумбочки. Мои нервы на пределе. Вибрируют. Я страстно желаю быть наполненной.

Он разрывает фольгу, осторожно вытаскивает презерватив из упаковки. Мы, затаив дыхание, смотрим, как он раскатывает его по всей длине члена, его руки и мышцы напрягаются от предвкушения.

Наполненный похотью воздух и сексуальное напряжение овладевают нами.

Я сглатываю, когда он опускается на колени между моих ног. Моих бедер.

Я шире раздвигаю ноги и приподнимаю свою задницу с кровати. Откидывая голову назад, когда он, наконец, медленно входит в меня. Толкается глубже. Этот большой член скользит внутрь, неторопливо в его непрерывном ритме, с каждым толчком проникая в меня все глубже и глубже.

Его стон хриплый. Мужественный. Опьяняющий.

— О. Блядь. Да, да. Да, милая… В тебе так хорошо, Джеймс… так хорошо, детка, — повторяет он, запечатлевая на моих губах небрежные поцелуи.

Я открываюсь для него, посасывая его язык, в то время как его бедра врезаются в меня необузданно, дико.

Милая. Детка.

Наши глаза встречаются. Сцепляются.

Наблюдать за лицом моего партнера, когда он трахает меня, — это не то, что я обычно делаю; я всегда находила это слишком интимным. Тревожным. Может, потому, что я не была влюблена ни в одного из моих предыдущих партнеров, поэтому смотреть им в глаза, когда они вколачивали меня в спинку кровати? Это не мое.