Участь богов - [21]

Ярость Харальда забавляла Стирбьорна, и он решил еще немного раздуть угли.

– Что-то тебя беспокоит, Харальд?

Мгновение датский король смотрел прямо на Стирбьорна, а затем улыбнулся, обнажив гнилые зубы.

– Какому богу ты служишь?

– Никакому, – ответил Стирбьорн. – Для меня все они одинаковы.

– Ты их не боишься?

– Нет.

– Чему ты служишь тогда? Женщине?

– Нет – покуда у меня нет короны, чтобы жениться на королеве.

– Не нашел женщины, достойной тебя? У меня во дворце есть дева-воительница, ее зовут Тира. Она красивая и сильная. Может…

– Нет, – ответил Стирбьорн.

Харальд вытащил небольшую нитку из вышивки, украшавшей его одеяния.

– Ты, несомненно, предан своим людям.

– Я рад сражаться вместе с йомсвикингами, но я не приносил им клятв, и они мне не присягали. Они идут за Палнатоки, с которым мы встретились в бою, и он сохранил честь, хотя и потерпел поражение.

Этими словами он хотел задеть Харальда и пристыдить за то, что он быстро сдался.

– Старым ритуалам приходит конец, – сказал Харальд. – Их важность сходит на нет.

– Среди датчан – может быть, – пожал плечами Стирбьорн. – В конце концов, твои люди, кажется, остаются верны тебе.

– Король – это нечто большее, чем его победы, – Харальд выдержал паузу, глядя на Гирид. – Ты, видимо, предан своей сестре?

Когда-то Стирбьорн был предан сестре, а она – ему, но теперь она сама вступила во власть и надела корону. Харальд Синезубый никогда не сможет ею управлять, ибо она всегда была хозяйкой своей судьбы и своего достоинства. Теперь пришло время Стирбьорна.

– Я предан сам себе, – ответил он. – И больше никому.

Брови Харальда поднялись, и он кивнул, будто бы только что понял что-то.

– Кажется, я понимаю.

– Сомневаюсь, – Стирбьорн допил остатки эля из кружки. – Решено. Пойдем через Меларен. Вести разнесутся, люди будут сходиться под мои знамена, Эрик падет.

Он говорил так, будто его слова способны изменить мир просто потому, что были произнесены.

Во время воспоминаний, подобных этому, Шон чувствовал, как его переполняет мощь Стирбьорнова сознания, и чтобы синхронизироваться с бесстрашием и силой воли своего предка, ему нужно было самому стать сильнее. Что-то подобное он испытывал в Нью-Йорке и Лондоне, когда проживал воспоминания другого своего предка, Томми Грейлинга.

– Мои корабли ждут твоего приказа, Стирбьорн, – сказал Харальд. – Как и мои люди. Я буду ждать новостей о твоей победе…

– Ждать? – Стирбьорн взглянул на Гирид. Она бросила тяжелый взгляд на Харальда.

– Конечно же, муж мой, ты будешь биться рядом с моим братом.

Для Стирбьорна, как и для Гирид, было очевидно, что Харальд не собирался идти в Свеаланд. По правде сказать, Стирбьорн и сам не хотел, чтобы Харальд шел с ним, но он знал, что датчане будут сражаться лучше, если их поведет король, хоть и исполняющий приказы свея, победившего его в бою. Харальд Синезубый снова дотронулся до кинжала, частицы Эдема, и на несколько мгновений его взгляд остановился на предке Шона. Затем он отвернулся, и, казалось, в этот момент он был растерян и разочарован.

– Я пойду с тобой, – сказал Харальд.

Стирбьорн кивнул, но Шон кое в чем успел удостовериться. Он был уверен, что Харальд попытался использовать силу кинжала против Стирбьорна. Он припомнил, что это было уже дважды. Шон поднял голову над ватерлинией Стирбьорнова разума и заговорил с Исайей:

– Харальд знает, чем обладает.

– Похоже на то, – сказал Исайя. – Источники данного периода свидетельствуют, что Харальд сумел объединить под своим началом всю Данию и Норвегию. Он был очень влиятельным человеком.

– Все так, но почему кинжал не работает со Стирбьорном? – спросил Шон.

– Харальд точно пытался его использовать?

– Да.

– Ты уверен?

– Думаю, да.

– Если твой предок мог сопротивляться действию кинжала, мне необходимо понять, каким образом. Стирбьорн делал что-то, чтобы защититься?

– Нет. Похоже, это происходит автоматически. Как будто у него иммунитет.

– Держись, – сказал Исайя. – Я прерву симуляцию, чтобы проанализировать…

– Нет.

Исайя выдержал паузу.

– Что ты сказал?

– Не прерывайте. Оставьте меня здесь, – Шон звучал более уверенно, чем сам того хотел, и это его удивило. Но он пока был не готов вернуться в собственные тело и разум.

– Такие решения принимаю я, Шон, – Исайя говорил тихо и четко. – Не тебе говорить мне, что делать.

– Тогда я прошу. Оставьте меня в симуляции. Пожалуйста.

– Нет. У меня другие приоритеты.

– А как насчет моих приоритетов?

– Твоих?

– Да, – Шон уже знал, откуда исходит эта уверенность.

– Шон, мои приоритеты – это и твои приоритеты. У тебя нет собственных приоритетов.

– Нет, есть, – ответил Шон.

– В таком случае, предлагаю тебе быстренько от них избавиться. Принципы и приоритеты имеют свою цену, и я сомневаюсь, что ты способен ее заплатить.

– Думаю, об этом я способен судить самостоятельно.

Шон чувствовал себя так, будто был в симуляции своего собственного разума, слушал, как говорит другой человек, и ждал, пока он замолчит.

– Это моя симуляция, и если я захочу в ней остаться, я…

Что-то ударило в его череп, сжало его сознание в кулак, а затем вырвало его из тела. Симуляция вокруг него задрожала. Он почувствовал, что сам дрожит, что когти отрывают от него куски и слои, пока не остается вообще ничего, что он мог бы назвать собой. Он стал единственной мыслью, парящей в бесконечном ничто. Затем ничто заменил ослепляющий свет, и он открыл глаза.