Уцелевший - [17]

Мой отец, который всегда старался держать связь с нефтехимической промышленностью еще с тех пор, как вернулся из Вьетнама, вернулся опять к работе и за очень короткий период времени снова встал на ноги, заключив пару крупных сделок. Мы съехали от дедушки в большой четырехэтажный дом, и нам казалось, что вернулись хорошие времена.

Потом одна из самых крупных сделок сорвалась, и мы каким-то образом опять все потеряли, снова переехали – теперь уже в район, похожий на сельские трущобы. Понимаете, мой отец, хоть и был рожден за границей Техаса – в Оклахоме, – всегда был техасцем в душе. Он показал себя смелым, как лев, на службе во Вьетнаме, где служил в артиллерии. А в Техасе настоящие мужчины не отсиживаются на своих деньгах. Они каждый раз возвращаются в дело, рискуют и, когда достигают отличных результатов, хотят их только улучшить. А мой отец – настоящий мужчина.

О нем многое можно было сказать просто по тому, как он называл свои фермы, большие и маленькие: ферма «Одинокая Звезда», ранчо «Северная развилка», «Метеор». Он всегда говорил: «Я скорее буду целиться в звезду и попаду в пень, чем стрелять в пень и промахнуться».

Я даже описать не могу, насколько бедны мы были в то время, когда мы с Морганом пытались учиться в колледже. Я устроился на четыре работы, чтобы платить за обучение и комнату, да еще отдавать кредит за грузовик для фермы. Я работал спасателем в бассейне колледжа, подрабатывал с Морганом на стройке, мы были то садовниками, то землекопами, то стригли газоны. По вечерам я работал вышибалой в местном захудалом баре, полном лихих ковбоев и драк. И все равно я голодал, пытаясь прокормить себя примерно на двадцать долларов в неделю.

Когда нам было по двадцать одному году, Морган сломал ногу во время скольжения на вторую базу, играя в бейсбол. Когда его привезли в больницу, Морган оповестил врачей, что у нас нет денег. Каким-то образом хирург согласился прооперировать его и загипсовать ногу, оформив ему долгосрочный кредит. Но анестезиолог не согласился бы оказывать свои услуги Моргану без оплаты.

Нет никого отважнее, чем мой брат. Он просто сказал: «Хорошо, мне не нужна анестезия. Почините меня так. Я могу вытерпеть боль». Хирург был поражен и сказал Моргану, что не может проводить операцию подобного рода без анестезии. Но Морган упорно стоял на своем: «Док, у меня просто нет денег. Просто вы справитесь с моей ногой, а я справлюсь с болью».

Эта идея никому не нравилась, особенно хирургу. Но когда в больнице появился Джейсон Миллер – приятель Моргана по колледжу – и увидел, в какой агонии тот находился, он отдал ему все деньги до последнего цента, чтобы оплатить анестезию.

Но я забегаю вперед. Когда мы были мальчишками и работали с лошадьми, мой отец был очень, очень строг с нами. Он считал, что хорошие оценки были самым главным для нас, а плохие были абсолютно неприемлемы. Как-то мне поставили двойку за поведение, и он выпорол меня подпругой от седла. Я знаю, что отец делал это ради нашего же блага, пытаясь воспитать в своих сыновьях дисциплину, которая в будущем сослужит им хорошую службу.

Но он управлял нашими жизнями железной рукой. Он часто говорил: «Однажды меня не станет, и тогда вы останетесь одни. Я хочу, чтобы вы понимали, насколько трудна и несправедлива жизнь в этом мире. Я хочу, чтобы вы оба были готовы к любому аду, который может встретиться вам на пути».

Он не давал нам ни малейшего послабления. Непослушание даже не обсуждалось. Грубость каралась чуть ли не смертным приговором. У нас не было свободы действий. Он настаивал на послушании и тяжелой работе. И он не переставал этого требовать даже тогда, когда мы были на мели. Наш отец был сыном дровосека из Арканзаса, еще одного невероятно сурового человека, и он старался воспитывать в нас эту стойкость к обстоятельствам и стремление прочно стоять на ногах при малейшей возможности.

Мы постоянно работали в лесу, в глухих чащах Восточного Техаса среди сосен, красных дубов и амбровых деревьев. Отец научил нас хорошо стрелять в возрасте семи лет, купил нам ружье 22-го калибра «Remington Nylon 66». Мы могли сбить летящую банку из-под пива на расстоянии в 150 метров. Это все были развлечения обычных сельских мальчишек. Деревенские дети в деревенской глуши учатся жизненно необходимым для них навыкам.

И отец научил нас выживать. Он рассказывал, что можно есть, а что нельзя. Он показал нам, как построить себе укрытие, научил рыбачить. Он даже научил нас, как заарканить и убить дикого кабана: закинуть пару длинных петель на его шею и дернуть, а потом молиться всем святым, чтобы он не смог кинуться на тебя в ответ. Я все еще помню, как его разделать и зажарить мясо.

Дома, на всех ранчо, где мы жили, папа показывал нам, как сажать и выращивать кукурузу и картошку, овощи и морковь. Часто, когда мы оставались без денег, мы этим и выживали. Оглядываясь назад, могу сказать, что это был очень серьезный курс обучения для пары мальчишек с фермы.

Что важнее всего – он научил нас плавать. Папа и сам был исключительным пловцом, и для него это очень много значило. Он в воде был превосходен, и именно благодаря ему я достиг таких успехов. Но почти во всем Морган был лучше, чем я. Он очень одаренный бегун, борец, снайпер и штурман, как на суше, так и на море. Он всегда легко и успешно справлялся со всеми экзаменами, когда мне приходилось ночами корпеть над книгами, зубрить, тренироваться и тратить столько времени, сколько было мне доступно. Моргану это не стоило никаких усилий.