Уцелевший - [12]

И вот вопрос: пытался ли Саддам произвести уран-235, и если да, то откуда он взял уран? Где он проводил ядерную программу? Вспомним, что цель получения урана-235 может быть только одна – сделать из него атомную бомбу.

Мы знали: агентство разведки США считало, что у Саддама есть эта программа, что где-то в этой немаленькой стране – а она больше, чем Германия, почти размером с Техас – были спрятаны центрифуги, производящие самое опасное вещество в мире.

У нас была только эта информация. Но мы знали, что искать, и когда нашли, непременно бы это поняли. Была ли у Саддама завершенная, уже построенная атомная бомба или ракета? Скорее всего, нет. Все думали, что нет. Но как однажды заметил бывший министр обороны Дональд Рамсфелд: «Но чего вы хотите? Ждать, пока она у него появится?»

Помните, что у ЦРУ были, как они считали, открытые, критические на тот момент доказательства – снятые со спутника фотографии огромных правительственных грузовиков, движущихся по шоссе Ирака: их было четыре, двигались они обычно под конвоем, и все были достаточно большими, чтобы везти на себе по две центрифуги. Общепринятым стало мнение, что у Саддама была мобильная ядерная программа, найти которую очень непросто и которая могла быть или утеряна, или укрыта в пустыне, или перевезена через границу в Сирию или Иорданию.

Ну что ж, мы нашли эти фуры спрятанными в пустыне и аккуратно припаркованными в одном месте. Но внутри не было ничего определенного. Там ничего не осталось. Мы видели эти грузовики, и я считаю, что кто-то вытащил то, что в них перевозили, и делалось это в большой спешке.

А еще я видел тренировочный лагерь «Аль-Каиды» к северу от Багдада. Он был заброшен, но это было прямым доказательством крепких связей между иракским диктатором и будущими воинами Усамы бен Ладена. Следы военной специализации лагеря были повсюду. Парни, которые служили в Афганистане, говорили, что он был как две капли воды похож на лагерь, который силы США разгромили после теракта 9/11.

Очень часто мы гонялись за призраками в этой раскаленной песчаной пустыне. Особенно в операциях на побережье. Там, часто в необозначенных на картах одиноких пустошах рядом с водой, мы видели издалека ракетные установки и устремлялись прямо к ним, чтобы найти всего лишь приманки – огромные муляжи ракет, направленные в небо, сооруженные из каких-то кусков металла и старых железных прутьев.

После двухдневной поездки по пересеченной местности и невероятной жары это было очень досадное неудобство. Если бы наша команда случайно нашла Саддама в одной из его нор, то мы, вероятно, пристрелили бы его на месте по очень многим причинам, но в особенности за тяжесть этих бесплотных скитаний по пустыне. (Это шутка.)

Я скажу лишь одно: этот иракский президент был лукавым дьяволом, снующим туда-сюда по своим тринадцати дворцам. Он скрывался от властей и записывал речи, в которых призывал остатки своих Вооруженных сил продолжать убивать нас, вдохновляя мятежников продолжать войну против великого Сатаны (то есть нас).

Там было очень тяжко. Но я во многом даже благодарен этому опыту. Именно тогда я понял, насколько мятежным и коварным может быть враг. Я понял, что его нельзя недооценивать. И я понял, что нужно всегда быть на высоте, все время, для того чтобы справиться с ним. Без самонадеянности и гордыни.

Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что во время нашего путешествия в Афганистан на «C-130» я очень ясно понимал все усиливающуюся проблему, с которой сталкиваются Вооруженные силы США на действительной военной службе по всему миру. Для меня это началось еще в Ираке, когда стали слышны первые перешептывания либеральной партии США о том, что мы как-то неправильно себя ведем, что мы – грубые убийцы, которые угрожают другим государствам, что мы – те, кто ставит под угрозу свои жизни ради нашего государства, по приказу нашего правительства, должны быть осуждены за убийство наших врагов.

Это был коварный ход – критика Вооруженных сил США политиками и либеральными СМИ, которые ничего не знали о сражениях, ничего о нашей подготовке и ничего о тех смертельных опасностях, с которыми мы сталкивались там, на передовой. У каждого из шестерых ребят в том самолете на пути в Афганистан постоянно в голове крутились навсегда вложенные в нас правила ведения боевых действий.

Они были составлены для обязательного следования каким-то политиком, сидевшим в каком-то комитете в Вашингтоне. А это, поверьте, очень далеко от поля боя, где пуля снайпера может за секунду разнести в клочья твою голову, где малейшая ошибка может стоить тебе жизни, где приходится убивать своего врага прежде, чем он убьет тебя.

И правила эти очень специфичны: нам нельзя открывать огонь до тех пор, пока не стреляют в нас, или до тех пор, пока мы не идентифицируем нашего врага с абсолютной точностью, имея на руках доказательства его намерений. Это, конечно, очень любезно с нашей стороны. Вот только они не подумали о группах американских солдат, которые по нескольку дней патрулируют город, в них стреляют, им приходится увиливать от ракетных гранат и самодельной взрывчатки, у них постоянно какие-то неполадки с техникой, они измождены и, может быть, совсем чуть-чуть боятся за свою жизнь.