Убью кого хочу - [43]

Несколько парней – и среди них, к моему немалому удивлению, Лоська – подняли руки.

– Хорошо, – кивнул Валерка. – Потом подойдете ко мне. А сейчас слово имеет комиссар отряда Николай Миронов. Давай, Коля.

К столу подошел уже знакомый мне светловолосый парень.

– Товарищи! – Миронов говорил звучным хорошо поставленным голосом. – Многие тут меня не знают. И это неспроста, потому что я не из вашего института. Я прикомандирован к отряду по линии райкома комсомола. Почему райком решил именно так? Ведь можно было бы выбрать комиссара из ваших, так сказать, рядов. Вы все люди взрослые, без пяти минут инженеры, будущие командиры и комиссары производства. И тем не менее на райкоме было решено усилить, так сказать, по кадровой линии. Почему?

Он помолчал со значением и набрал в грудь воздух, готовясь поделиться с нами своим тайным райкомовским знанием. И снова будто бы черт толкнул меня в бок.

– Наверно, чтобы огурцы не разбежались? – предположила я. – Они ведь несознательные, соленые, с водкой дружат.

Комиссар поперхнулся.

– Да что с тобой, Саня? – недоуменно проговорил Валерка Купцов. – Оставь ты уже эти шуточки…

– Вот! – воскликнул Миронов, снова беря инициативу в свои руки. – Именно поэтому. Потому что не все еще, к сожалению, осознают важность текущего момента.

Он укоризненно взглянул на меня и покачал головой.

– Саша, правильно? Вот взять хоть Сашу и ее явно несерьезный настрой. Нельзя так, товарищи. Нельзя. Это ведь не простой стройотряд. Вы ведь избраны представлять лицо советской молодежи. И не просто лицо, но лицо, обращенное, так сказать, в сторону внешнего мира. Который в последнее время норовит повернуться к нам не самым благоприятным образом. Вы и сами это прекрасно знаете, смотрите телевизор, читаете газеты. Всего два года тому назад с огромным успехом прошла Олимпиада в Москве. Все тут помнят, какие усилия пришлось затратить партии, правительству и всему советскому народу для того, чтобы преодолеть несправедливый бойкот, который затеяли наши недоброжелатели. Мы продолжаем оказывать братскую помощь народам Афганистана и Анголы, Ближнего Востока и Индокитая. Товарищи! Далеко не всем за рубежом это нравится. И это всегда нужно учитывать при общении с нашими зарубежными гостями.

Комиссар обвел взглядом притихший зал и остановился на мне.

– Это понятно?

– Вы у меня спрашиваете? – невинно переспросила я.

– Давай на «ты», – поправил меня он. – Мы ведь все-таки в стройотряде, а не на разборе, так сказать, персонального дела. Во всяком случае, пока… Да, я спрашиваю, в том числе, и у тебя. Это понятно?

– Нет, – ответила я твердо. – Непонятно. Сюда что, шпионы едут? Под видом зарубежных гостей. Так сказать. Они что, будут тут Олимпиаду бойкотировать? Поясните, пожалуйста, товарищ комиссар. Только не надо меня пугать персональным делом, а то я вот прямо сейчас в обморок бухнусь.

– Давай на «ты», – повторил Миронов. – Никто тебя не пугает. Я просто прошу большей серьезности. Шпионов тут, надеюсь, не будет. По нашим сведениям, приедет восемь немцев из ГДР, и четверо ребят из Чехословакии. Планировались еще восемь наших друзей из Болгарии и Румынии, но не получилось. Всего будет двенадцать человек иностранцев. Повторяю, никаких шпионов. Страны братские, социалистического лагеря. Но все же, так сказать… все же… будьте серьезны. Не надо допускать шуточек. Иностранцы со знанием русского, отобраны только такие. Но все равно, чтобы понимать юмор на чужом языке, этого знания недостаточно. Могут понять не так. Такие случаи уже были, я же не просто так говорю. Лучше не шутить вовсе. Общайтесь коротко, ясно, по работе – так лучше всего. Если будут вопросы – обращайтесь ко мне. Саша, теперь ясно?

Я кивнула:

– Теперь ясно. Языковой барьер.

– Именно! – просиял комиссар. – Языковой барьер. Они, хоть и братские, а все же не свои. Многого не поймут. И последнее… – он замялся. – Давайте, чтоб без международных любовей. Люди мы тут все молодые, горячие, работа нетрудная, так что лишней энергии будет, так сказать, много. Давайте и с этим тоже серьезней. Хорошо? Говорю заранее: в райкоме просили подчеркнуть, что таких связей активно не одобряют. Я понимаю, что сердцу не прикажешь. Не прикажешь, но объяснить можно. Вот и объясните, так сказать, сердцу, что, в случае осложнений, виновные будут, так сказать, исключаться из отряда.

Валерка вдруг поднял голову.

– Да что ты, комиссар, все вокруг да около? – сердито проговорил он. – Скажи прямо, здесь все свои, поймут. Вот что, ребята, по-простому. Две вещи. Сухой закон – это раз! И никакого бардака – это два! Кого здесь, в здании школы, за этими делами поймаю, – друг, не друг – сразу билет на самолет в зубы и домой. Всё!

Купцов хлопнул ладонью по столу, словно ставя печать на резолюции.

– Именно! – радостно подхватил комиссар. – Никакого бардака! А международный бардак – это, так сказать, бардак в квадрате. Или даже в кубе. Так и будем расценивать, учтите. И еще учтите, товарищи: иностранцы тоже предупреждены о том же своими соответствующими, так сказать, инстанциями. В общем, серьезней, товарищи, серьезней. Это в ваших же интересах. Чтоб потом без персональных дел накануне диплома. И я пока никого не пугаю.