Убырлы - [27]

Телефон замолчал, чтобы ожить через несколько секунд. Я потянулся отрубить звук или выдернуть шнур, но не рискнул. Может, это тоже на том конце провода отслеживается. Но сидеть и слушать улюлюканье невозможно, свихнусь элементарно.

Гулять пойду. Не. По улице бродить, как бомж? Что-то ни разу это мне не вперлось. А что делать?

А схожу-ка я на тренировку, неожиданно понял я. Это будет правильно, интересно и по-мужски. И я как бы не прячусь ни от кого, а сам, по своей воле и инициативе иду заниматься делом, полезным для себя и всей страны. Чемпионом стану, родину прославлю, все такое. Хотел же — ну вот. Сегодня как раз четверг, и тренька как раз через сорок минут. Заодно и посмотрим, совсем ли я больной.

Оказалось, что совсем.

2

Я не выдержал и сделал пару кругов по двору и за нашим домом — просто чтобы убедиться, что след, который так заботливо довел меня, не проявился где-нибудь. Внезапно так. След не проявился, а я не опоздал в спортшколу.

Все были уже в зале, поэтому я переоделся в темпе, выскочил вовремя, встал в строй и понял, как соскучился по всему — по пацанам, по форме, по легкой радости, с которой ждешь приятной нагрузки и несмертельного боя, даже по душноватому запаху раздевалки. Ребята были громкие и веселые, потому что после каникул, а Михалыч смешной — со свежим фингалом, потому что после сборов. Наше ехидное сочувствие он встретил рычанием и страшными угрозами, но традиционно выполнил самую нестрашную — отправил нас наматывать круги по залу, хотя мы могли и без этого прекрасно размяться. Сам Михалыч сидел на краю ринга, болтая ножками, и вещал на тему «Разъелись за каникулы, носороги». Когда главный носорог Булатик второй раз воткнулся в мешок и чуть не улетел вместе с ним в окно, Михалыч хмыкнул, скомандовал «Шагом!», потом поставил всех на кулаки и принялся размеренно рассказывать, расхаживая вдоль нашего сопения.

Обычно Михалыч выдавал по поводу своих спортивных достижений драмы в двух частях — он показывал, что да как было, а мы должны были объяснить, кто да в чем ошибся. Сегодня вышло не так. И достижение оказалось не спортивным. Не достижением.

— Ну вот, последний день, отработали, пошли шашлыки делать. А я уголь пер из соседней деревни, пять мешков, они легкие, но неудобные, еще и порвался один. Я весь негр, надо умыться, да? У нас там банька с бассейном — ну, я говорил. Я побежал, отмылся, в бане посидел, смотрю — время еще есть, дай-ка поплаваю. Бульк в бассейн, а там никого, хорошо. Свет включать не стал, в темноте ж плавать расчудесно…

— Ага, мы в том году в Крыму были, тоже ночью ходили, прикольно так… — затараторил Айдарик-джир, тут же усох под гневными взглядами соседей и старательно запыхтел дальше.

Михалыч усмехнулся и продолжил:

— Вот. Я несколько кругов силой сделал, дальше на спине потихонечку плыву такой, расслабленный. Там шум из баньки, народ пришел, фестивалят чего-то, — а мне-то одинаково. И тут хлобысть, дверь в бассейн распахивается, и шайба такая под центнер с разбегу в бассейн — баммм! И мне пяткой в глаз.

Народ охнул, а Булатик аж на колено оперся — он, понятно, отжиматься давно перестал, типа занят, аудирование у него, извините.

— Ну, может не пяткой, но как кувалдой. Я такой бульк на дно, воздух на фиг весь вышибло, барахтаюсь, еле выплыл. А он и не заметил — рассекает себе туда-сюда, хорошо ему. Аж стонет от радости. Ну, думаю, сейчас начнет лицом вниз плавать, баран безмозглый. Наперерез ему выплыл, по воде шарах — он по тормозам, фонтан до потолка. Заметил, наконец. Ты чего ж, говорю, творишь земляк. А сам гляжу — ё, это ж Кулаков.

— Олежка? — хором выдохнули-протянули Илюха с Айдаром-джиром.

Они тоже завязали отжиматься — да и все завязали. Ибо внимали.

— Олег Саныч, — с удовольствием подтвердил Михалыч. — «Ак барс», оказывается, на базу приехал, — и из автобуса в баньку. Ну и мне в глаз.

— Ну и вы ему?.. — обмирая, спросил Булатик, а остальные слушали, раскрыв рот.

— Ну и я ему, ну что я ему. У нас вообще-то игра сегодня, с саловатыми, а я ключевого игрока выбивать буду, что ли? Сказал ему пару ласковых и за льдом поплыл.

Хм, подумал я, а Биг Айдар хмуро спросил:

— Ну он хоть извинился?

— Ха. Два часа вокруг прыгал: извинялся, за льдом бегал, вискарь совал. Прости, говорит, нам сказали, что в бассейне никого, говорит, и все такое. Проходку на игру обещал — а после, говорит, ты мне можешь врезать. Если проиграем, я даже не обижусь, говорит.

— Ну, тогда ладно, — сказал потеплевшим тоном Айдар, который любил справедливость.

— А врежете? — поинтересовался Илюха, который любил, чтобы мясо и кишки. — Правый кросс, а?

Правый кросс у Михалыча был коронкой, он им грушу однажды с веревки сорвал — говорит, что нечаянно. Смутился тогда страшно, старательно повесил все обратно, а нам велел никому не рассказывать. Мы послушались, ага. Два раза.

— Посмотрим, — сказал Михалыч. — Стоп, боец. Ты чего завелся-то?

Я отжался еще раз и сообразил, что Михалыч это мне говорит, и что я так и продолжаю размеренно отжиматься на два-три-раз.

— Энергетиков упился? — не отставал Михалыч. — Встань-ка.

Я встал, начиная возмущаться. Михалыч придирчиво рассмотрел меня, как арбуз в магазине, и поинтересовался, что такое с лицом — это с того раза, что ли, за неделю не прошло?